— Привет, Люк, — игриво произношу я, надеясь, что мама не обратит внимания на мой тон.

И тут она вдруг громко ахает. Честно говоря, я не ожидала такой бурной реакции.

Самое удивительное, что Люк тоже выглядит потрясенным. Потом лицо его озаряется радостью. А в следующую секунду он вдруг настораживается.

— Ты его помнишь? — спрашивает мама.

— Конечно, — отвечаю я и смотрю на нее, как на сумасшедшую.

— Помнишь? — переспрашивает Люк. Я недовольно кошусь на него. Что это с ними сегодня?

— И ты сегодня еще не заглядывала в свои записи? — продолжает допрос мама. Мне не терпится, чтобы она поскорее оставила нас с Люком наедине, а уж мы с ним найдем чем занять время до выхода.

— Это для меня кофе? — спрашиваю я Люка, протягивая руку. Потом отвечаю маме: — Нет, еще не смотрела. А что? Почему ты так странно себя ведешь?

И тогда моя прекрасная мама окончательно подтверждает мои худшие подозрения, потому что вдруг заливается блаженным детским смехом. Сначала она тихонько постанывает от счастья; а потом ее смех превращается в дикий хохот.

Сомнений нет: моя мать определенно свихнулась, но безумие заразно, поэтому мы с Люком хохочем вместе с ней. Когда это наконец заканчивается, я спрашиваю, в чем, собственно, дело, и этот невинный вопрос вызывает у мамы новый приступ безумного веселья.

Люк проходит через комнату, вручает мне стаканчик кофе и присаживается на краешек кровати. Потом нежно целует меня в щеку и тихо говорит:

— Ты меня вспомнила.

— А разве я раньше этого не делала? — так же тихо отвечаю я. Тогда мама прекращает смеяться, извиняется и оставляет нас вдвоем.

— Нет, — качает головой Люк, и глаза его сияют. — Но сейчас ты меня вспомнила, и это самое главное!

— Люк, нам нужно поговорить.

— Насчет вчерашнего? — спрашивает он, и в глазах его я вижу страх.

— Да, — киваю я, с благодарностью вспоминая свои подробнейшие записки, о которых только что упоминала мама. — Это очень серьезно.

Люк вдруг напрягается и поворачивается ко мне.

— Ты ведь не собираешься меня бросить, правда?

— Нет, — со смехом отвечаю я и убираю прядку волос, упавшую ему на глаза.

— Тогда говори, — мрачно приказывает Люк.

Я делаю глубокий вдох и медленно, во всех деталях, пересказываю ему воспоминание, которое, если верить моим записям, вернулось ко мне вчера. Сегодня оно по-прежнему со мной, поэтому мне не нужно обращаться к запискам, чтобы пересказать Люку все обстоятельства. Я точно и со всеми подробностями излагаю ему суть дела, ни разу не прервавшись до самого конца истории.

— И я умер?

— Да, — киваю я, смаргивая слезы. У нас с Люком будет настоящая любовь. Мы будем готовиться к свадьбе. А потом он погибнет.

Кровь отливает от лица Люка, но он не плачет вместе со мной. Он остается спокоен и задумчив.

— Как ты? — спрашиваю я, вытирая слезы.

— Не знаю, — медленно отвечает Люк, не трогаясь с места. Он неуклюже придерживает рукой свой кофе, стоящий у него на левой коленке. Я беру стаканчик у него из руки и переставляю на стол.

— Мне очень жаль, что я рассказала тебе об этом.

— Не о чем жалеть, — отвечает Люк. — Я должен был узнать.

Честно говоря, я не уверена, что хотела бы услышать рассказ о собственной смерти, но понимаю, что об этом лучше не говорить вслух. Тем временем Люк продолжает:

— Знание — это сила, Лондон.

Мне кажется, он заставляет себя поверить в это.

— Наверное, — отвечаю я, глядя ему в глаза.