«Где-то там», — говорили об этих местах. Там жили за нас. Жили и мы. Старый город, почти опустевший, сохранил крохи своего прежнего населения, людей, животных, механизмов… и растений. Именно растительная жизнь активно занимала пустевшие ниши, взламывала асфальт, расширяла трещины в стенах, захватывала кровли, лезла по этажам. Весна — рай для растений, да и животным прокормиться легче.
Север и запад молчали.
Мы не хотели бежать. С кем? Втроем? Эмили, я и желтый зверь? Мостовые пусты, никаких больше сборищ, никаких покидающих город колонн, групп. Зима, казалось, никогда не закончится. Белая тьма вокруг, беспросветная мгла внутри нас. Мертвые громады соседних зданий непрестанно росли, заслоняя небо, в окнах ни огонька, и если оконное стекло преломляло какой-то слабый отблеск, то исходить он мог лишь от луны.
Однажды ближе к вечеру Эмили остановилась перед окном, замерла и вдруг слабо вскрикнула. Я подбежала к ней и увидела Джеральда, стоящего под ветвями укутанного снегом дерева. Несмотря на ужасный мороз, полушубок распахнут. Шапки нет, вид у него такой, как будто он один во Вселенной. Он озирал место своей былой славы, триумфа, место, где он когда-то проявил себя господином мостовой, владыкой событий. Не поворачивая головы, переводил взгляд с неба на дома, с домов на сугробы, с сугробов на черные стволы деревьев, подернутые сизыми ледяными прожилками, наблюдал пассивно, безучастно, абстрагированно. Эмили глядела на него, и я ощущала, как в ней растет беспокойство. Мы втроем следили за Джеральдом. Но не только мы за ним следили.
Мимо него пролетел какой-то мелкий предмет, врезался в снег. Джеральд метнул взгляд — быстрый, но такой же равнодушный — на здание, однако не двинулся с места. Сверху низвергся град камней — из окон на него нацелились рогатки. Камень попал в плечо — а мог попасть и в лицо, в глаз. Джеральд повернулся к дому лицом, добровольно превратившись в мишень, стоял неподвижно, без улыбки, но и без следов беспокойства на лице. Безоружный, беззащитный, ожидающий, глядящий вверх, куда-то над нами — в окна верхних этажей.
— Нет, нет! — крикнула Эмили.
Она на бегу накинула на плечи теплую шаль, выскочила на улицу, понеслась через мостовую, взрывая сугробы. Хуго, повизгивая, приник к стеклу, затуманивая его частым беспокойным дыханием. Я положила руку на желтый загривок, и зверь слегка успокоился. Эмили подхватила Джеральда под руку, потянула его в сторону дома, убеждая следовать за ней, покинуть опасное место. Новый град камней, мусора, навоза, кусков металла. На виске Джеральда появилась кровь, Эмили покачнулась от попавшего в нее камня. Теперь Джеральд, ожив, обнял Эмили, защищая ее от опасности, теперь уже он потащил ее к зданию. Сверху донеслись вопли, дикое пение: «Кто в замке король!..» Под какофонию сверху Джеральд и Эмили появились в комнате, где их поджидали мы с Хуго. Эмили омыла разбитый лоб Джеральда, обработала антисептиком, усадила к огню, принялась растирать ему руки.
— Они всего лишь дети, дети… — бормотал Джеральд, переводя взгляд с Эмили на меня, с меня на Хуго. — Несмышленыши… — Лицо его морщилось от боли и недоумения. Я видела, что парень на все готов ради этих «несмышленышей». Предать их для него означало предать лучшую часть самого себя.
— Знаешь, Эм, — обратился он к Эмили, — тот малыш, Денис, четырехлетний… Да, да, ты его знаешь. Он был тут, у вас, такой мордастенький.
— Помню, помню, Джеральд. — Эмили хотела отвлечь его, успокоить, но мысли юноши сосредоточились на трудных подопечных.
— Четыре! Четыре годика ему… Да… Родился, когда здесь прошли первые беженцы. Но он наравне со всеми, он всегда с ними. Он и в тот раз… ну, ночью…
— Участвовал в убийстве? — спросила я, ибо Эмили, ничего не отвечая, продолжала растирать Джеральду руки. |