Я попыталась открыть дверь роскошного отеля, где жила, но она была заперта. Я много раз звонила в дверь, но никто не отвечал. Я выдохнула, окно запотело, и я увидела свое отражение на мутном стекле. Отражение девушки было знакомым. Эту девушку создала моя мать, идеальную и точную во всем. Мои длинные каштановые волосы ниспадали гладкой волной, которую едва тревожил ветер. Я стояла уверенно и прямо, почти как отец.

На мне была дизайнерская одежда — узкие брюки, тонкий кожаный ремень, шелковая блузка — и сандалии на каблуках, откуда выглядывали идеально накрашенные ногти на пальцах ног. Хотя я была одета в своем стиле, я была одета не по погоде. Бедные пальцы на ногах посинели от холода. Я дрожала и топала ногой отчасти от недовольства, отчасти чтобы согреть. Я выдохнула на свое отражение.

Уверенная жительница Нью-Йорка, непоколебимая, собирающаяся сделать себе имя, была в этом сне. Та, которой меня ожидали видеть. Девушка, принадлежащая этому городу. Привилегированная юная особа, готовая отправиться в колледж и начать жизнь.

Но я ощущала себя иначе. Тонкая оболочка скрывала другое внутри. Я хмуро посмотрела на девушку, глядящую на меня, и решила, что нужно идти и оставить ее позади.

Я решила проверить следующий квартал и с опаской шагала по пустой улице, наткнулась на брошенный стенд с газетами, стоявший неровно на краю тротуара. Он покачивался от ветра, как пьяница, рассыпая содержимое. Мусор усеивал улицу и дорогу.

Газеты и рваная бумага усеивали все, словно защищали от ущерба. Дорога трепетала, отчаянно пытаясь сбежать. Я подняла изорванную ветром газету и посмотрела на дату. Но там, где должна быть дата, что любопытно, было пусто. Слова в статьях были набором букв и символов без смысла.

Я сходила с ума? Я все сочинила? Египет? Мумий? Свои силы?

В голове возникла мысль, что я не во сне, а в психбольнице, но это не вязалось со мной. Я отбросила газету и пошла дальше мимо тележек с хот-догами, сосиски валялись на дороге, мясо было холодным и серым, прилавки были полны гнилых фруктов и овощей. Один пустой магазин за другим.

Каждый квартал выглядел зловеще схожим. Людей не было. Даже пустых машин. Большие здания без людей смотрелись жутко. Ветер свистел в них, и мне казалось, что за каждой трепещущей занавеской скрывается зло.

Мусор был свален кучами, пакеты порвались, содержимое разлетелось повсюду, словно их терзала стая диких собак. Еще неестественней было отсутствие звуков в Нью-Йорке. В кошмарном городе двигался только мусор. Он перемещался, словно искал путь к побегу.

Думая, что парк может стать убежищем или хотя бы переменой в окружении, я направилась по улице и добралась до деревьев. Сначала было спокойно. Парк казался чистым. Здесь должно быть мирно, но то, что вокруг никого не было, покалывало нервы не меньше, чем в городе.

Снег покрывал землю и растения, но дороги были пустыми. Я пошла глубже в парк, пока дорога не оборвалась. Огромная трещина пересекала ее, снег покрывал землю перед ней. Пар исходил из глубин трещины. Я за мгновение решила не идти дальше. Я заметила другую тропу и пошла по снегу, холод жалил пальцы, пока я не попала на дорогу и не почувствовала себя лучше.

Но эта закончилась через десяток шагов, ее перекрывал кусок бетона, и я остановилась и огляделась. Дороги тянулись, сколько я видела. Они были изогнутыми, разбитыми, некоторые… двигались. Когда они соединялись, они на миг сохраняли форму, а потом, если прислушаться, раздавался стон и хлопок, и они двигались дальше.

Я вдруг поняла, что оказалась на улице. Как-то дорога вернула меня туда, откуда я начала. Я словно застряла в рисунке М.К. Эшера. Если до этого я не была напугана, то теперь была точно.

Развернувшись, я побежала, перепрыгивая трещины, двигаясь по лабиринту, понимая, что мне нужно двигаться, несмотря ни на что.