– Мы должны гордиться, гордиться моей дочерью, которая была успеть умертвить своих убийц, и тобой, человеком, который стал дать ей такую возможность. Мак-Таггарты не станут захотеть твоей крови, Ладислав Шорнинг, потому что ты будешь стать один из нас. Ты будешь мой сын!
Ладислав наконец высоко поднял голову. По его бороде и щекам текли слезы, а леди Пенелопа сильными руками обняла его за пояс и прижалась головой к его широкой груди. Последние слова матери Фионы звучали у него в ушах, как голос новой надежды, ведь леди Пенелопа произнесла традиционную формулу усыновления, а к приемным детям на холодном и суровом Бофорте относились, пожалуй, с еще большей любовью и заботой, чем к родным. Ладислав неуверенно погладил худенькие плечи леди Пенелопы. Он почувствовал в ней всю силу Бофорта и вновь склонил голову так, что его светлая борода вплелась в развевающиеся на ветру рыжие волосы Мак-Таггартов.
– Вы потеряли дочь, матушка Пенни, – негромко сказал он прерывистым басом. – Эту утрату ничем не восполнить. Но вы будете для меня матерью, а я буду стать вам сы…
От волнения Ладислав не сумел закончить традиционную формулу, а леди Пенелопа взяла в ладони его лицо и положила к себе на плечо, не скрывая перед толпой своих друзей и соседей слез, катившихся по ее щекам.
– Лад, мой Лад! – прошептала она ему на ухо, гладя его широкие плечи. – Ты всегда был мне сыном. Разве ты этого не знал? – С этими словами она взяла Ладислава за руку и подвела туда, где стоял его отец.
В огромном очаге полыхали поленья морской сосны. Высушенные древообразные бурые водоросли горели синеватым пламенем. Ладислав с благодарностью грелся в волнах тепла, потому что для Бофорта его кровь была жидковатой, а сам он пока еще не отошел от пережитого эмоционального потрясения. Свет от очага играл, как отблески солнца в морской воде, на металле и каменной кладке, которыми бофортцы украшали свои жилища. По другую сторону очага сидел отец Шорнинга Свен. Огонь отбрасывал блики на его волевое лицо, огрубевшее от морского ветра. За ним сидел брат Ладислава Станислав. Он был еще выше и шире в плечах, а на погонах, украшавших его китель, сверкали скрещенные гарпуны капитана китобойного судна. Рядом с Шорнингом – отцом сидела леди Пенелопа.
Ладислав посмотрел на нее и вспомнил свою мать, Ирену Шорнинг, умершую тридцать лет назад во время последней беременности. Несмотря на последние достижения медицины – а для местных жителей они были недоступны вплоть до того момента, когда промысел нарвала принес им благосостояние, – высокая сила тяжести и суровый климат Бофорта постоянно взимали страшную дань: на этой негостеприимной планете выживали только сильнейшие.
– Рад видеть тебя дома, сынок. Я боялся, что они будут потребовать и твою жизнь. – Бас Свена Шорнинга был еще ниже, чем у его сына, и в нем слышалась неукротимая ненависть. Один из его сыновей уже отдал жизнь за Федерацию, погибнув вместе с тяжелым крейсером, на котором служил.
– Я и сам этого долго боялся, – откровенно признался Ладислав. – Но они оказались слишком хитры для этого. Они стали точно выбрать, куда всадить гарпун. Они стали отпустить меня, потому что хотят изобразить нас варварами, а себя – цивилизованными людьми.
Лицо его отца исказила гримаса ненависти, и Ладислав почувствовал, что и остальные тоже затрепетали от гнева.
– Свен! – сказала леди Пенелопа в воцарившейся тишине голосом ледяным, как бофортские моря. – Мы слишком долго ждали. Многие из нас стали пожертвовать самым дорогим, и ради чего? Нас только унижали и эксплуатировали!
Ладислав невольно кивнул, пожирая глазами отца: Свен Шорнинг сурово глядел на огонь.
– Да, – наконец проговорил он. |