|
Тут, очевидно, подумал Бартон, главное – дружеская интонация голоса. Тем не менее, неандерталец продолжал нервничать. Подошедший был мускулистым юношей шести с лишним футов роста. Обращенное к Бартону, лицо его казалось красивым. В профиль же оно было до смешного плоским. Глаза незнакомца были зелеными. Юноша вновь заговорил. Услышав новые слова, недочеловек подскочил. Он посмотрел на говорившего из под низких выдающихся вперед надбровий, улыбнулся, обнажив огромные желтые зубы, и заговорил на незнакомом Бартону языке. Недочеловек показал на себя и произнес что то вроде «Каззинтунтруалбемз». Позднее Бартон узнал, что это было его имя и что оно означало: «Человек, который убил длиннозубого». Среди подошедших было пять мужчин и четыре женщины. Двое мужчин были знакомы друг с другом еще при жизни на Земле и один из них был женат на одной из присутствующих здесь женщин. Все они были итальянцами либо словенцами, жившими в Триесте где то на рубеже девяностых годов девятнадцатого столетия. – Эй вы, – обратился Бартон к юноше, единственному из мужчин говорившему по английски. – Подойдите сюда. Как вас зовут? Юноша нерешительно приблизился к нему и произнес с ярко выраженным акцентом, характерным для жителей среднезападных штатов: – Вы англичанин, не так ли? Бартон протянул руку. – Да а а. Меня зовут Бартон. Парень поднял лишенные волос брови. – Бартон? – Он наклонился вперед и уставился в лицо Бартону. – Трудно сказать… Не может этого быть… – Затем он выпрямился. – Меня зовут Питер Фригейт, Ф р и г е й т!! – Он оглянулся, а затем еще более натянуто произнес: – Очень трудно сказать что либо определенное. Все так потрясены, вы же видите. У меня такое ощущение, будто я распался на отдельные части. Но… мы вот здесь… снова живы… снова молоды… и не в аду… во всяком случае, пока. Я родился в 1916 году, а умер в 2008… все из за того, что натворил этот проклятый пришелец… Я не виню в этом лично его… он только защищал себя, вы же знаете. Голос Фригейта перешел в шепот. Он невольно улыбнулся Монату. – Вы знакомы с этим существом? – спросил Бартон, указывая на Моната. – Не совсем, – немного помявшись, ответил Фригейт. – Я видел его по телевидению и достаточно хорошо знаю его историю. Он протянул руку так, будто ожидал, что она будет отвергнута. Монат улыбнулся, и они пожали друг другу руки. – Мне кажется, было бы совсем неплохо держаться всем вместе. Нам, возможно, придется защищаться. – Зачем? – спросил Бартон, хотя причина ему была совершенно ясна. – Вы же знаете, какими низкими могут быть люди в своем большинстве, – сказал Фригейт. – Как только они освоятся с тем, что воскрешены, тут же начнется борьба за женщин, еду и вообще за все, что кому нибудь захочется. И я полагаю, что нам следовало бы подружиться с этим то ли неандертальцем, то ли другим нашим предком, как бы его не называли. В любом случае, он будет незаменим в драке. Казз, так его стали называть в последствии, казалось, так и рвался в группу. Однако он всегда настораживался, как только кто либо оказывался слишком близко к нему. Мимо брела женщина, непрестанно бормоча себе под нос по немецки: – Боже мой! Что я такое сделала, что Ты обиделся? Какой то мужчина, размахивая кулаками, кричал по еврейски: – Борода! Моя борода! Другой человек орал на сербском, показывая на свои половые органы: – Меня сделали евреем! Евреем! Только представьте себе! Нет, этого нельзя вынести! Бартон ухмыльнулся и произнес: – Этому человеку и в голову не приходит, что, может быть, его сделали магометанином или австралийским аборигеном, а то и древним египтянином! Ведь все эти народы тоже практиковали обрезание. |
