|
. Каждый раз, когда открывается дверь… когда колышется занавеска… или кто-нибудь ступает по паркету, каждый раз мне кажется, что я сейчас снова увижу его, его и эту кровавую рану. Теперь я уже видел его, когда был мертв, и я знаю, что он не перестает бродить здесь, вокруг живых. Он никуда не ушел отсюда. Он в замке, он у Марты… или у детей. Но мы не видим его. Чтобы его увидеть, нужны чистые глаза, как у Марты или у детей. Дети видели его, маленький Франсуа сказал правду!.. Это отец спас его от удушья!.. И Марта говорила правду… Все они видят его, а мы, мы не можем увидеть. Это потому, что наши бедные глаза ничего не замечают. И это счастье! Счастье!.. Пусть он бродит вокруг нас!.. Пусть охраняет детей, это его право!.. Но только пусть не показывается. Нет!.. Нет!.. Или пусть спрячет свою рану!.. Слушай, что я тебе скажу, — нет, нет… мы не должны были смеяться над этим, когда я жил еще преступной жизнью. Мертвец может явиться живому в минуту смерти, даже если живой не заслужил этого!.. Я и видел его перед тем, как умер… видел несколько мгновений — ровно столько ему понадобилось, чтобы достать из ящика мой револьвер и убить меня. Он убил меня, подумав, что я хочу причинить зло его детям! Ах! Слушай, слушай же, как все случилось! Я одновременно увидел его грозное лицо с кровавой раной на виске и услышал выстрел, и упал, — я был мертв!..
Фанни твердо верила, что Жак бредит, но уже не пыталась остановить этот бред. Она прижимала его бедную голову, его горящий лоб к своей прохладной щеке и плакала навзрыд. Она не сомневалась, что он потерял рассудок. Ее муж сошел с ума!.. Она попробовала было объяснить ему, что он сам выстрелил в себя, чтобы избавиться от воспоминаний об убийстве и, быть может, от призрака, — призрака, созданного его собственной совестью. Но он поклялся ей страшной клятвой, что и не думал кончать с собой: его убил Андре!.. — Бывают такие обстоятельства, когда мертвые могут прикасаться к предметам, брать их в руки, обращаться с ними так, как живые… все это знают; это знают даже живые! Даже наука этого не отрицает. Уильям Крукс и не то проделывал со своими мертвецами! Сказав это, он тяжело уронил голову и задремал, прижавшись к Фанни. Фанни осталась сидеть и почти час просидела неподвижно. Никогда еще она так не любила этого человека, как сейчас, когда сама стала виновницей его ужасных мучений. Он убил из-за нее. Из-за нее он испытывал угрызения совести, раздиравшие его мозг и сердце. Но она вылечит его. Да, она найдет для него исцеление в любви и бегстве. Они будут любить друг друга под лучезарным и радостным небом, где нет места для призраков туманного Севера. Она спасет его от нравственной пытки, которой подвергали его эти чудовища-врачи, от одержимой Марты, и от девицы Геллье с ее вертящимися столами, и от всего остального… от всего, она увезет его далеко… подальше от… сундука! В глубине души она была уверена, что причина всех этих необычайных происшествий — сундук… Сундук был слишком близко… его соседство действовало на всех… на замок… на парк… на всю местность на берегу реки… вплоть до маленького прибрежного домика… Жак, находясь поблизости от сундука, должен был постоянно чувствовать его влияние… его притягательную силу… Иногда он отправлялся в гараж или спускался в подвал без всякой надобности, просто так… оттого, что он испытывал потребность быть ближе к сундуку, чувствовать его и труп в нем в земле, под своими ногами… Фанни понимала это. Она сама часто думала о сундуке и иногда на нее находило странное желание, желание, с которым она упорно боролась — желание спуститься в подвал… и наступить ногами на землю, на мертвеца!.. Ну, так вот! Они уедут от этого сундука, от туманов, в которых водятся привидения, далеко, в теплые края, в Неаполь, на Капри, в Сорренто, туда, где растут апельсинные деревья. |
