) Что с нею делается? еще в первый раз!..
Дюмениль (взволнованная). Какая любовь, какая страсть! как, оттого, что я не похожа на идеал, созданный его воображением, он хочет лишить себя жизни?
Луиза. Как, да что ж это значит?
Дюмениль. Ах, боже мой! а театр!.. пора ехать, надобно примерить костюм… они идут… останься здесь… прими их… пет… я и позабыла… я сама поговорю с ним, пойдем, Луиза… пойдем… ты мне нужна теперь. (Уходит.)
Луиза. Как! неужели это она? нет… но я, может быть, сама неправа… он дурно изъяснился, вот и он… Я не смею с ним говорить, но уж не оставлю крестной маменьки… когда она с ним будет… (Уходит туда же за нею.)
Дюрваль и Адриан.
Дюрваль. Да войди, братец… говорят тебе, войди… дело идет о твоей трагедии… я ведь знаю всё и не сержусь… Ну, полно конфузиться, господин Тиридат!
Адриан (садится). Ах, я не хотел сюда идти, меня здесь всё ужасает… расстраивает… здесь видел я ее… женщину, еще недавно столь очаровательную… идол, созданный мною, свергнутый с своего пьедестала… О! существенность, существенность! стоишь ли того, что мы берем на себя труд жить!
Дюрваль. Что он за ахинею несет!.. Твоя трагедия, мой друг… твоя трагедия… диво!
Адриан. Ах! это последнее звено, которое привязывает меня к жизни. Она пишет, батюшка, что она ошиблась, смешала мое сочинение с другим… что комитет Французской комедии одобрил ее…
Дюрваль. Черт возьми! отчего же нет. (В сторону.) Надобно польстить его страсти. (Громко.) Тебе пришла в голову прекрасная мысль, и ты это придумал так… вдруг?
Адриан. Вдруг.
Дюрваль. Во время учения?
Адриан. Да, когда вас тут не было.
Дюрваль (в сторону). Дурак! (Громко.) Хорошо, братец, хорошо… должно быть, твои стихи превосходны.
Адриан. В самом деле?
Дюрваль (в сторону). Я уверен, что какая-нибудь глупость… (Громко.) У тебя гений, что об том и говорить!
Адриан. По крайней мере, я имею душу… но всё кончено… удар, поразивший мое сердце, разбил мою лиру навсегда!..
Дюрваль. Право? ну, коли разбил, так тебе надобно обратиться к изучению прав и законов… я тебя представлю моим клиентам, ты заслужишь их доверенность, будешь руководствоваться рассудком, будешь судить…
Адриан. Никогда, батюшка!
Дюрваль. Что?
Адриан. Никогда!
Дюрваль. Но, несчастный! ведь на этом только условии может состояться твой брак с дочерью сборщика податей.
Адриан. Ах, не говорите мне об этой женитьбе!
Дюрваль. Но я обещал…
Адриан. А я отказываюсь.
Дюрваль. Что? что?
Адриан. Никогда, другая женщина… нет, сударь, я буду жить один… совершенно один… здесь, в Париже…
Дюрваль. А! ты опять начал… хорошо же! ты сумасшедший, в полном смысле сумасшедший… слушай же: всею силою родительской власти я тебе приказываю сегодня же сесть в карету, которая отправится в Бордо… Прошу повиноваться.
Адриан (с усилием). Вы хотите погубить меня, вы не чувствуете к вашему сыну ни малейшего сострадания? О, я опять должен предаться отчаянию!
Дюрваль. Как? что?
Адриан. Да, я дойду до последней крайности!
Дюрваль. Ах, боже мой!
Адриан. Я убью себя!
Дюрваль. Несчастный!
Те же и г-жа Дюмениль, в полном трагическом костюме, входит в среднюю дверь, потом Луиза.
Дюмениль (делает повелительный знак рукою). Остановитесь!
Адриан. Боже, что я вижу?
Дюрваль. Это она!
Дюмениль.
Я волю царскую пришла вам объявить…
Венец слагаю я, но, в доле несчастливой,
Сердцами властвовать по-прежнему хочу. |