– Когда я говорю «в последнее время», – уточняю я, – это значит, уже довольно давно.

Я представляю Паулу рядом с собой, малыша или даже двух на заднем сиденье, во время ночной прогулки, когда теплый ветерок с легким посвистом влетает в окошко; такая прогулка – лучший способ убаюкать детей, а голова Паулы лежит у меня на плече… Не будь Крис и Мэри-Джо, я бы не колебался ни секунды! Даже если бы пришлось предложить ей пройти курс лечения от наркозависимости. Даже если бы пришлось за руку отвести ее в больницу…

– Ты меня слышишь, Паула? Алло! Я тебя не слышу! Паула? Черт! Паула, я уже в туннеле…

На этом я отключаюсь.

На 27-м километре дорога по-прежнему пуста. Никакого света фар на горизонте. Я пытаюсь подумать о Дженнифер Бреннен, об этой бедной девушке, и о Вольфе, хоть он был косвенной жертвой, – чтобы настроиться. Думаю я и о Мэри-Джо, и немного о Фрэнке, и конечно же о Крис. И слегка увеличиваю скорость, чтобы приблизиться к Полу Бреннену…

Мы минуем перелесок, придорожные насыпи вдоль него густо поросли вереском. Едем мимо серебрящегося в лунном свете луга, дальше – мимо кукурузного поля, потом – мимо поля подсолнухов, и вот наконец я замечаю поворот, которого так ждал. Не будь этого поворота, дорога, наверное, устремилась бы в небеса.

И тогда я еще ускоряюсь, виляю в сторону, нагоняю Пола Бреннена и еду с ним бок о бок.

Я смотрю на него. Он смотрит на меня.

Я обгоняю его и резко разворачиваюсь. Удар страшен. Скрежещет железо. Результат не заставил себя ждать: «ауди» ударяется о заграждение, пропарывает его, как тонкую жесть, и летит вниз. Каркас у него алюминиевый.

Неделю спустя я констатировал следующий факт: мир был избавлен от Пола Бреннена, но это совершенно не ощущалось. Если уж начистоту. Казалось, всем наплевать.

Это не значит, что я сожалел о своем поступке. Или что я ожидал от него чуда. Но прежде у меня было чувство, что если какие-то поступки, которые должны быть совершены, совершаются, то мир после этого становится лучше. По крайней мере, люди начинают лучше понимать, что творится вокруг.

Лично я испытывал облегчение. Это был тяжелый груз… Однако же я как сидел, так и продолжал сидеть, обхватив голову руками, и сознавал, что не продвинулся вперед ни на йоту.

Наверно, существуют вечные туманы, как вечные снега и льды…

Потому что я был убежден в том, что, в свете новых обстоятельств, могут наладиться мои дела с Крис, но вместо этого все пошло быстрее с Паулой.

Мэри-Джо при встрече говорила мне:

– Что с тобой, а? Что не так?

При мне она хмурилась. Не хотела, чтобы я к ней прикасался. Задавала мне вопросы довольно нелюбезным тоном. Я любил ее, как и прежде, а она, казалось, этого не осознавала. Но как я мог не любить женщину, столько раз спасавшую мне жизнь?

Она была вся синяя, зеленая и желтая и лишь кое-где белая и розовая. С налитыми кровью глазами. Ее собрали из кусочков, всю загипсовали, кровь ей перелили. Она потеряла несколько зубов. Мы приносили ей цветы, на которые она смотрела одним неподвижным глазом, приносили протертые продукты, которые она сосала через соломинку, приносили кроссворды, которые она выбрасывала. Дерек бросал свою парикмахерскую, чтобы навестить ее, Рита ежедневно проводила с ней всю вторую половину дня, Фрэнк приходил каждый вечер, иногда заглядывала Крис, а порой даже Паула.

Я не знал, что эти две ей рассказывали, но она была не дура. Она прекрасно знала, что со мной не так. Знала, что не дает мне покоя. Но мы не говорили об этом открыто. Или я все начисто отрицал.

Я боялся причинить ей боль.

Когда врачи разрешили вывозить ее на прогулки, я гулял с ней, заставлял дышать свежим воздухом, возил по улицам, в парк.

Следствие по делу о смерти Пола Бреннена было поручено олухам, которые не опознали бы собственную мать хоть на порносайте, хоть на семейной вечеринке, так что с этой стороны я мог ничего не опасаться, мне даже не надо было никуда соваться, чтобы запутать следы.