Мешков отвел Штанько к «Патриоту», указал на заднее сиденье и, когда тот садился, ловко перехватил правую руку и пристегнул наручниками к держателю.

— Для порядка, — пояснил оперативник. — Жди! Поедем глянем твои документы.

Штанько кривой усмешкой проводил майора. Олег Николаевич поднялся в квартиру Войтенко, успокоил женщину, пересчитал полученные от Штанько деньги и разъяснил, какую бумагу ей требуется написать.

Пока Раиса Петровна корпела над распиской к ней заглянула знакомая, Лидия Владимировна Жабровец. Дверь гостье открыл Колесников. Взволнованная женщина бесцеремонно отстранила лейтенанта и ринулась к хозяйке.

— Рая, где моя Настена? Вчера умахнула с твоим Борькой — и нема!

— А шо, мой Борька твоей Настене не чета?

— Она девка. Шо люди скажут?

— Не знаю, шо люди, а я тебе, Лида, шепну: мой Борька колечко у меня выпросил.

— Какое колечко? — заинтересовалась Жабровец.

— Фамильное. Моей мамки, его бабушки.

Раиса Петровна подвела Лидию Владимировну к старой фотографии в рамке на стене, где благочинная невеста прижимала руку к подвенечному платью, а на ее безымянном пальце хорошо просматривалось широкое кольцо с тремя камушками по диагонали.

— Обручальное, — ахнула Лида.

— С гранатами, кристаллами любви. И дома до сих пор ни Борьки, ни колечка.

— И где ж наши детки?

— Деток делают! — подмигнула Войтенко.

— Не дури, Рая. Ты Борьке звонила?

— Телефон недоступен.

— И у моей тож. — Лидия Владимировна тяжко вздохнула: — Ну где они?

— Борька баньку в Орловке мастерил, справная получилась. Оттудова всех отселили, он банькой пользуется. А телефоны разрядились. Вот свет зараз наладят…

Жабровец покивала, успокаивая себя, но все-таки обратилась к Мешкову:

— Олег Мыколаевич, ты ж на колесах. Може заедешь в Орловку, шуганешь молодых. А то сердце шо-то…

— Настена и Борька не дети уже, объявятся, — успокоил Мешков. — Мне нынче со Штанько разбираться.

— В тюрьму его! — встрепенулась Войтенко. — Деньгами, ирод, думал задобрить. Нет!

— Раиса Петровна, бумагу написали? Забираю. А Борьке скажи, чтоб не лез на рожон со Штанько. — В дверях майор окликнул поникшего лейтенанта: — Колесников, шо застыл? За мной!

Игорь спускался по ступеням и обреченно нашептывал стихи:

— Красивая девчонка, наивный ясный взгляд. С красивою девчонкой быть каждый рядом рад.

Мешков знал, что лейтенант сочиняет в рифму, но не понимал этой блажи. Зато раскусил причину грусти молодого сотрудника.

— Игорь, ты на Настену Войтенко глаз положил?

Лейтенант продолжал бормотать рождающиеся строки:

— Красивая девчонка, открытая душа. А жизнь наносит раны, как лезвие ножа.

— Ты глаз положил, а Борька колечко предъявил и болт в придачу. Аргумент ребром! — подзадоривал старший товарищ.

— Думаете, они и правда всю ночь в бане?

— Испытывают на прочность. А ты шо мялся? Резьба не подошла? — Мешков засмеялся.

— Да ну вас!

— Я вот думаю, если блондинки не догоняют, то и блондины не поспевают, — продолжал веселиться Мешков.

Но у машины его улыбка сползла с лица. Штанько сидел там же, где майор его оставил, но руки задержанного были свободны. Более того, Штанько с показной ленцой лузгал семечки и сплевывал шелуху через опущенное стекло.