Он урывками поспал на разложенной двуспальной тахте до часу ночи, а затем отпер служебный вход и впустил двух хихикающих девиц неопределенного года выпуска, которые помогли ему скоротать время до половины четвертого; затем он отослал девиц и впустил пятерых человек, внесших новый гроб с мешками гаек и болтов, а также двумя осколочными бомбами с часовым механизмом, начиненными «стрелками». Софудники отдела внутренней безопасности военно-воздушных сил увезли прежний фоб из дворца, доставили к боковому входу маршальского загородного особняка, где поместили в погреб дожидаться более благоприятного момента для уничтожения.
В последнюю ночь бдения генерал Рамирес вышагивал взад-вперед по залу, беспрерывно курил, грыз ногти и через каждые десять минут бегал в туалет. В три часа ночи он отпер служебный вход и впустил четырех человек из армейской службы внутренней безопасности, внесших новый гроб с осколочными фанатами и двумя минами направленного действия с часовым механизмом. Четверка, взгромоздив прежний гроб на плечи, отнесла его в грузовик, доставила в генеральское имение и выгрузила в гараже.
Все это свидетельствует не столько о волнообразности совпадений и загадочных синхронных махинациях, сколько о единообразных, стереотипных подходах военных, увлеченных противозаконными политическими маневрами.
В день торжественных похорон генерал Рамирес позвонил утром в администрацию Президента и сообщил, что очередной приступ болей в позвоночнике не позволяет ему принять участие в церемонии, и он вынужден передать почетную обязанность нести гроб одному из своих заместителей. Адмирал Флета известил по телефону, что его любимая матушка находится на смертном одре, а потому он не сможет нести фоб и делегирует эту обязанность командиру одного корабля. Адмирал умолчал о том, что этот командир – опасный националист из левых и уже однажды затевал смуту на военно-морской базе острова Марака, но попал под амнистию президента Веракруса. Маршал авиации Санчис телефонировал, что его опять свалила малярия, которую он подхватил в ознакомительной командировке к военно-воздушным силам Перу, и потому он с сожалением передает право нести гроб капитану Розарио Уседа (офицеру своего штаба, которого, как втайне подозревал маршал, подкармливал генерал Рамирес).
План расправы с главнокомандующими рухнул, что весьма разозлило Президента, а когда по радио сообщили, что никто из них не примет участия в церемонии, главнокомандующих не меньше взбесило, что срывается план расправы друг с другом.
Тем не менее все четверо с волнением ждали взрыва, а президент Веракрус вдруг сообразил, что общественность непременно обвинит в нем отсутствующих высокопоставленных чинов. Слишком много совпадений, чтобы их единодушное отсутствие объяснилось как-то иначе. По причинам политической целесообразности его превосходительство пересмотрел свое решение не взрывать ни в чем неповинных людей, которые понесут гроб. Президент решил устроить взрыв, когда фоб поднимут по высокой лестнице собора – тогда в непосредственной близости от эпицентра больше никого не будет.
К счастью почти для всех, планы совершенно расстроились. Утренняя организационная неразбериха существенно задержала церемонию. Не построился вовремя почетный караул: эквадорские и колумбийские гвардейцы, из которых он состоял, опоздали из-за тумана в аэропорту, и ко времени, когда панихида уже должна была открыться, а бомба генерала Рамиреса – взорваться, траурный кортеж еще не тронулся от Президентского дворца. Наконец, колумбийские гусары и эквадорские драгуны объявились, но сломалась ось у древнего лафета, гроб пришлось переносить в вестибюль и ждать, пока найдут и спешно принарядят другой лафет.
Противопехотные мины генерала Рамиреса с грохотом рванули в пустом вестибюле. В пыльном вихре некрепкие стены медленно, с достоинством осели и разлетелись обломками по чистенькому двору. Припорошенные белым гвардейцы почетного караула в панике заметались, а генерал Рамирес, который слушал в машине радиотрансляцию, вознес взгляд к небесам. |