|
Доносилась песенка: "Эх, Андрюша, нам ли жить в печали? Не прячь гармонь, играй на все лады! Посмотри, как звезды засверкали, как зашумели зеленые сады!" Боря поморщился: песенка, слащавая и как-то странно будоражащая, летела из вчерашнего, так называемого мирного, времени, из пасторалей НКВД, где никто против сволочи не дерется, а все безоговорочно подчиняются. К чертям собачьим такое мирное время! Война вдруг распахнула перед мальчиком огромный новый мир, в котором образ "сволочи" оформился в германского нациста, с которым можно и должно драться, как подобает мужчине! Боря, естественно, дико завидовал своему кузену и ближайшему, другу Мите, который уже ушел на фронт (странно, без особого энтузиазма), в то время как он вынужден будет еще столько времени ходить в осточертевшую школу, где все учителя знают, что он сын "врагов народа", и смотрят на него либо с мрачной подозрительностью, либо, что еще хуже, с затаенной слезливостью. Больше всего Боря боялся, что война кончится слишком быстро и он упустит свой шанс. Дед и бабка Бориса IV, проходя через вокзал, тихо беседовали. -- Ах, Бо, нет уже сил на бесконечные проводы, разлуки, аресты... Исчезло из нашей жизни столько любимых -- Никитушка, Кирюшка, Викуля, Галактион, Митя, теперь вот Савва... Кто будет завтра? Что останется от нашей семьи? Борис Никитич вдруг поцеловал старую подругу в щеку, взглянул на нее с некоторой лукавостью: -- А что ты скажешь, Мэри, если вдруг я предложу тебе для разнообразия устроить какую-нибудь встречу вместо проводов? Изумленная Мэри Вахтанговна приостановилась, приложила руки к щекам: -- Что ты имеешь в виду, Бо? Что за странный шутливый тон у тебя появился в последнее время? Борис Никитич, по-прежнему с очень веселой миной, хлопнул себя ладонью по рту, потом оба кулака сжал под подбородком, как бы удерживая секрет, с игривостью некоторой поежился плечами: -- Не буду тебе говорить, нет-нет, преждевременно! -- Что это значит?! -- вскричала Мэри Вахтанговна. -- Тебе что-то важное сказали? Где ты был сегодня? В ЦК, в наркомате? -- Нет-нет, это слишком преждевременно... -- Боже мой, Боже мой... -- забормотала Мэри Вахтанговна. -- Может быть, хоть Вику отпустят?.. Ты прав, прав, Бо, не надо преждевременно... Она боялась и подумать о сыновьях, допустила в мыслях только Веронику и тут же поймала себя на том, что вот ее-то упомянула, значит, с ней-то все же меньше боится ошибиться, потому что все же она ей меньше дорога, чем свои, родные, что вот ее-то выпустила вперед, вроде как прикрытье, вроде как заложницу своей надежды, устыдилась и совсем замолчала. Они уже выехали на шоссе к Серебряному Бору, когда небо позади, над Москвой, стало раскалываться огромными вспышками, сквозь шум мотора донесся гром -- еще одна группа бомбардировщиков прорвалась к столице. |
