Увы, несколькими строками ниже граф вдруг возобновляет связь со своим
веком "великих научных открытий", чтобы заявить: "...я должен изменить
совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и
ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны".
В общем, в результате этих отрешенных и нерешенных (как он считает --
пока!) задач Толстой приходит к мысли, что "для изучения законов истории мы
должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей,
министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы,
которые руководят массами".
Почти марксизм. Ленин, очевидно, и эту жажду познаний имел в виду,
присуждая графу новый титул "зеркала русской революции". Вождь, впрочем,
должен был знать, что с Толстым всегда не все так просто, что не только
отражением "суммы людских произволов" занимался, но и свой немалый
"произвол" добавлял в эту сумму: а прежде всего полагал, что движение этих
бесконечных сослагательных направляется Сверху, то есть не теориями
задвинутых экономистов или антропологов, а Провидением.
Но вот бывает же все-таки, что некоторые теоретики и практики
выделяются из "суммы произволов" и посылают миллионы на смерть и миллиарды в
рабство, стало быть, произвол произволу рознь и нам при всем желании трудно
прилепиться к роевой картине, какой бы впечатляющей она не была, и
отвергнуть роль личности в истории.
Все эти размышления на толстовские темы, как бы являющиеся полным
подтверждением нашего эпиграфа, понадобились нам для того, чтобы подойти к
началу сороковых годов и глянуть сквозь магический кристалл в очередную даль
все того же, единственного мирового "свободного романа", одной из частей
коего мы хотели бы видеть и наше повествование, и там обозреть феерию
"человеческих произволов", известную в истории под названием Вторая мировая
война.
ГЛАВА 1
ВЫ СЛЫШИТЕ, ГРОХОЧУТ САПОГИ
Колонна новобранцев, несколько сот московских юнцов, вразнобой
двигалась по ночной Метростроевской улице (бывшей Остроженке) в сторону
Хамовнических казарм. Несмотря на приказ "в строю не курить", то тут, то там
в темной массе людей занимались крошечные зарева, освещая губы, кончики
носов и ладони. Вчерашним школярам не впервой было дымить втихаря, в кулак.
Они и шли-то из школы, что в Ситцевом Вражке, где был сборный пункт, то есть
из привычной обстановки. Шуршали штатские штиблеты, мелькали и шикарные
белые туфли, еще вчера натиравшиеся зубным порошком "Прибой", бесшумно
пролетали матерчатые тапочки.
Куда направлялся марш, не было сказано, однако все уже знали: в
Хамовнические казармы на санобработку, медосмотр и распределение. |