Скорее всего, формулировка осталась по недосмотру в какой-то одной папке
кирилловского дела и не перекочевала в другие. В одних списках он, возможно,
существовал как ликвидированный, в других же получал лагерное довольствие
как обычный составной элемент колымской рабсилы. Однажды он решил
испробовать судьбу, написал письмо Циле. Ответа он не получил, но года через
два в лесной командировке на Сударе свалилась ему в руки из почтового
грузовика посылка, произведя эффект мягко опустившегося из небесных глубин
золотого метеорита. В посылке была и написанная ее любимым псевдоготическим,
как они шутили, почерком записка, из которой он понял, что то его письмо до
нее преспокойно дошло, а вот ее все предыдущие отправки либо канули в
неизвестность, либо были отвергнуты.
Стоит ли рисковать, думал он, и ее будоражить, и вызывать на свет
зловещую формулировочку? Пусть живет так, как будто я мертв, пусть найдет
себе мужа; я ведь все равно не совсем тут жив, хоть и привык к этой нежизни
и боюсь "формулировочки".
Вдруг он признался себе, что нередкие мастурбации оттеснили Цецилию к
периферии в его памяти. Здоровые молодые мужики в лагере решали половую
проблему хоть и простым, но довольно вдохновенным образом. Это называлось
"сходить за кипятилку". По ночам, за полчаса до отбоя, за сараем с двумя
пыхтящими титанами всегда стояла группа, а иногда даже и толпа мечтательно
зырящих в небо зеков. Слышались стоны, иногда рыканье; каждый плавал в
собственном воображении. Кириллу почему-то никогда не грезилась собственная
жена, зато всегда появлялась в этих "путешествиях" какая-то смуглая
тоненькая девчонка, похожая на его сестру, если не она сама.
Иные ушлые зеки умудрялись заводить за зоной знакомых вольнонаемных и
через них налаживали надежную корреспонденцию. Кирилл ни разу не попытался
этого сделать. Иногда он признавался себе, что ему даже не хочется, чтобы
его считали живым там, в том мире, где отец его стоит с добрыми огнями в
глазах посреди своего, похожего на него самого дома и сам похожий на этот
дом, где мать тащит его, четырехлетнего, приговаривая со смехом:
"Кирилл-Упал-с-Перил! Вот уж этот Кирилл-Упал-с-Перил!" Брат наверняка убит,
что мне-то вылезать в живые? Что же мне-то опять унижаться, вместо него
выставляться живым, говорить им: хе-хе, все-таки не унывайте,
Никитушка-Китушка убит, но я-то, Кирилл-Упал-с-Перил, все-таки жив!" Такие
странные мысли иногда мелькали в его голове, но он, спохватываясь,
немедленно приписывал их авитаминозу.
Нередко, впрочем, ему казалось, что он и не жив вовсе. Вполне возможно,
что "формулировочка" еще тогда, в тридцать седьмом, была приведена в
исполнение, а я из-за побоев этого просто не заметил. |