Наши
танки не выдерживают ни малейшей встречи с немецкими "T-III", не говоря уже
о "T-IV". "Тридцатьчетверок" пока очень мало, КВ мы вообще не видим на
фронте. Это замечание было прямым пинком в зад Ворошилову: танк KB (Клим
Ворошилов) был, разумеется, его любимым детищем. Самое же ужасное состоит в
резкой нехватке кадрового командного состава. Недостаточная подготовка,
полное отсутствие боевого опыта у многих командиров приводят к бесчисленным
неверным решениям на уровне полка и выше и, в совокупности с прочими
факторами, к развалу фронта, образованию "котлов", актам массовой
капитуляции, к прямой измене.
"Как разговорился человек, -- думал Берия, глядя на малоприятного
русского мужика в генеральской одежде. -- Как сильно разговорился. Вот вам
война, как разговорились люди".
-- Я вас правильно понял, товарищ Жуков, что главный вопрос состоит в
том, как остановить танки Гудериана? -- спросил он.
Жуков повернулся к отсвечивающему пенсне. Ему хотелось усмехнуться
прямо в эти страшные стеклышки, но он вообще-то не очень умел усмехаться.
"Главный вопрос сейчас стоит не перед нами, а перед Гудерианом, -- подумал
он. -- Хватит ли у него горючего еще на две недели, чтобы взять Москву?" Как
военный, Жуков понимал, что в принципе остановить немцев под Москвой может
только неудачное для них стечение обстоятельств, какой-то их собственный
просчет, но уж никак не сопротивление дезорганизованной Красной Армии. Он
этого, однако, не сказал, иначе немедленно зачислили бы в "пораженцы", а то
и еще черт знает какой лапши навешали бы на уши, как в тридцать седьмом.
-- Говоря о тактической диспозиции, товарищ Берия, -- сказал он, -- мы
должны уметь влезть в шкуру противника и вообразить, какие перед ним стоят
трудности. А трудности у него есть, в частности, очень растянутые
коммуникации...
Жуков еще говорил некоторое время и показывал указкой как бы с точки
зрения генерал-фельдмаршала фон Бока, пока не понял, что этим он нагнал на
вождей еще большего страха.
-- В общем, товарищи, положение у нас очень серьезное, если не сказать
отчаянное. -- Он положил указку, вернулся, отстучав шесть раз сапогами по
плитам, к столу, сел и добавил: -- Но все ж таки пока еще не безнадежное.
Минуту или две царило молчание. Члены Политбюро, как всегда, боялись
друг друга. Тимошенко вообще, казалось, жабу проглотил, сидел Собакевичем.
Генералы тоже опасались друг друга и боялись членов Политбюро. Каждый,
однако, чувствовал, что этот "внутренний" страх все-таки несколько ослабел
благодаря страху "внешнему", приближению безжалостного врага извне, который
плевать хотел на все их византийские интриги и тонкости кремледворства и
просто одним ударом уничтожит их всех, со всей советской Византией.
-- А что же народное ополчение? -- спросил Каганович. |