-  Дело государево! Где ныне царь?

    -  Здрав будь, княже, - узнал Сакульского один из бояр. - Пир у него в Грановитых палатах.

    -  Понял…

    Зверев пнул пятками усталого коня, заставляя его перейти хотя бы на рысь, и доскакал до длинного, крытого резной деревянной черепицей, крыльца царского дворца, что начинался как раз за Грановитой палатой. Спрыгнул прямо на ступени, кинув поводья холопу в бесформенном суконном армяке и беличьей шапке «пирожком», забежал к парадным дверям великокняжеского дворца и коротко бросил рындам[] в белых, шитых золотом, кафтанах:

    -  Дело государево!

    Он вошел внутрь, повернул влево, миновал расписанные киноварью сени и кивнул рындам, в который раз произнеся заветную фразу.

    К счастью, вот уже который год - еще с тех пор, как члены братчины Кошкина предотвратили первое покушение на Иоанна, - охрана царя состояла только из побратимов. И все они князя Сакульского не просто знали - не один жбан пива выпили за общим столом.

    Андрей толкнул обе светло-коричневые створки и сбежал по четырем ступеням вниз, окидывая взглядом зал. Белые сводчатые потолки с золотой каймой в местах перегиба, расписные стены, украшенные позолоченной резьбой. Позолоченные окна, позолоченные углы столбов, позолоченные двери и проемы, позолоченные люстры на три десятка свечей каждая, висящие так низко, что задевали дорогие шапки.

    Боярин из привратной стражи ошибся. У царя был не пир, а прием: многие десятки гостей в тяжелых московских шубах, думные бояре с высокими посохами и в форменных бобровых папахах, опоясанные оружием князья в шитых золотом и серебром, украшенных самоцветами ферязях с перламутровыми пуговицами, патриархи в алых и черных рясах, скромные иноземцы в лакированных туфельках, чулках и куцых суконных накидках, через расползшиеся швы которых проглядывала атласная подкладка. А может, это был прием перед пиром…

    Растолкав служек с подносами, рушниками, кувшинами и кубками, Зверев выбрался вперед и, как можно сильнее топая, пробежался по ковру, решительно надвигаясь на стоящего возле государя иерарха в черной рясе и белом клобуке. Тот, опасаясь столкновения, посторонился, и князь Сакульский смог упасть на колено возле Иоанна, беседующего с каким-то иноземцем.

    -  Долгих тебе лет, государь!

    -  И тебе здоровья, князь Андрей Васильевич, - с холодной невозмутимостью повернул голову государь. - Ты, часом, не споткнулся?

    В толпе бояр послышались радостные смешки, перебиваемые отдельными возгласами: «Дерзость какая!», «Непотребство!».

    -  Прости, что перебил… - нарочито тяжело перевел дыхание Зверев. - Доложить спешил… Крепость отстроена!

    -  Крепость? - Юный царь недоуменно поджал губы.

    -  Грубиян! - оживились бояре. - К царю без приглашения! На приеме! Ату его! Рынды! Ату!

    -  Я видел ныне, - поднял палец Иоанн, и в Золотой палате мгновенно повисла тишина. - Видел, вишня зацветать собралась. Как же, вишня еще не расцвела - а ты уж и добраться успел, и город в пустоши поднять?

    -  Двадцать восемь дней, государь, - поднялся во весь рост Андрей. - Двадцать восемь дней. Татары даже выстрелить ни разу не успели! Они, мыслю, еще только сбираются узнать, чего ты там затеял, да опосля решить, как мешать станут, - ан крепость уже стоит. Пушки на башнях, наряд за стенами, ворота на замке.