Сенатор выругался вновь. Из всех маловероятных помех эта была самой маловероятной. Но делать нечего, раз Хит дал сообщение с таким приоритетом.

Раздраженно одеваясь, он думал о том, что же могло понадобиться Хиту. Обычно парень если и беспокоил его, то по действительно срочным поводам, так что дело наверняка серьезное. Неужели прорыв? От этой мысли Ганвик возбужденно вздрогнул Они встретились в небольшой круглой комнате под жестким наблюдением экрана безопасности. Молодой человек явно нервничал, и сбивчиво произносимые им слова в спешке обгоняли одно другое.

– При последнем испытании этих последовательностей мы обнаружили, что дельта‑протеины воспроизводятся вне среды роста, укрепляющий катализатор действительно сработал, но не совсем так, как мы ожидали. Оказалось, что наибольший выход – на четыреста процентов выше первого запуска – дают тройные последовательности. Результаты усредненные, разброс в пределах допустимого.

– Значит, все получилось.

Ганвик выключил проектор, и голографическое изображение исчезло.

Молодой человек неловко шевельнулся в кресле и энергично кивнул. Все получилось, и его сумасшедшая идея использовать информационные протеины хитина для воспроизводства самих себя с помощью искусственных энзимов могла увеличить производство в десятки раз. Что, в свою очередь, резко увеличило бы количество исходного продукта, необходимого для производства лекарств продления жизни. Зашифрованную память визирей хитина и доступ к этой памяти через фантастически запутанные белковые цепочки скопировать в лабораторных условиях считалось невозможным.

– Да, да, все работает. Как минимум десятикратное увеличение производства. – Хит с силой сцепил руки. – Послушайте, сенатор, взорвется все устройство человеческого общества! Все изменится, каждый получит доступ к лекарству вечной жизни. Только подумайте! Все человечество сможет жить вечно!

Ганвик кашлянул, прочищая горло:

– По крайней мере покуда оптимол или агунол смогут поддерживать их живыми – так ведь?

– Да, да, конечно, но ведь…

– Расскажите мне вот что, – поджал губы Ганвик. – Сколько копий вы уже успели сделать?

Сенатор держал в руке крошечный чип матрицы данных.

– Две – для вас и для себя.

– Что вы сделали со своей? Нервозность гостя еще больше возросла.

– Я.., она в надежном месте, – заикаясь, пробормотал он.

Ганвик выбрался из тени сенсогенератора и похлопал химика по плечу.

– Я потому спросил, – сказал он, – что это должно оставаться в тайне еще какое‑то время, пока…

– Как можно сохранить в тайне такое открытие, как бессмертие всего человечества?

Хит был измучен, чуть не в истерике оттого, что его работа завершилась таким сногсшибательным результатом, которого он не мог даже и вообразить. Низкосортный оптимол мог стать доступным для каждого, а это означало долгую жизнь для всех.

Голос сенатора стал тише:

– Теперь, разумеется, это выйдет наружу, деваться некуда – я понимаю. Человечество жаждет этого открытия, и жажда эта будет утолена. Вы совершенно правы, мой дорогой друг, это изменит очень многое. Вся Галактика изменится – мы наконец‑то сможем добраться до дальних звезд.

Ганвик заметил, что сам охвачен излишним возбуждением, и попытался не выдать этого голосом.

– Но прежде чем мы огорошим этим открытием ничего не подозревающий мир, оно будет в наших руках – пусть даже очень недолго. Тогда ваш труд получит достойную награду. Сколько вы работали над этой темой – лет семь, так ведь? Семь лет вы положили на это, семь полных тщетных усилий и разочарований лет, и наконец – с моей помощью – прошли весь путь до конца.