– Опять кишлак, – произнес Остап, вытирая рукавом мокрое и красное лицо. – Нам туда, командир?

   Мы стояли на краю зеленого поля, к противоположной стороне которого вплотную примыкали дувалы. Нас уже не удивляло и не бесило то, что очередная маршрутная точка снова оказалась в кишлаке. Значит, это не ошибка, не случайность. Это система. Так было надо кому-то – чтобы мы шли к цели через кишлаки.

   – По всем признакам, которыми я располагаю, – произнес с умным видом Удалой, срывая тоненький, сочный рисовый стебелек, – где-то рядом должна быть вода.

   – Можете меня расстрелять, – добавил Остап, – но я радуюсь тому, что мы снова приперлись в кишлак. Убьют нас или нет – это еще вопрос. А вот напьемся мы здесь гарантированно.

   – Я схожу за водой, командир, – не то спросил разрешения, не то сказал утвердительно Смола, покусывая рисовый росток. – Я принесу ее, даже если последний литр хранится у имама этого кишлака. Поверьте мне.

   Он поправил ремень на плече, похлопал ладонью по винтовке и уже собрался сделать первый шаг, как я взял его за локоть.

   – Постой. Не надо никуда идти.

   Только сейчас мы заметили, что на противоположном краю поля, чуть высунувшись из-за дувала, стоит пацан лет двенадцати в черном шальвар-камизе и держит на плече внушительного размера кувшин. Лилась бы из кувшина вода, а вместо пацана стояла бы голая девушка – один в один была бы картина Энгра «Источник».

   Остап, сунув пальцы в рот, пронзительно свистнул и помахал рукой.

   – Эй, бача! Come to us!

   Мальчик не реагировал. Единственное, что он сделал, – так это вышел из-за дувала и демонстративно, словно рекламируя или дразня, переложил кувшин с одного плеча на другое.

   – Он не понимает по-английски, – сказал Смола.

   – Надо его чем-нибудь заманить, – предложил Остап.

   – Он сам придет, если ты не будешь так громко кричать и размахивать своими ручищами, – посоветовал Удалой.

   – А чем тебе мои руки не нравятся? – пожал плечами Остап.

   – Нравятся. Хорошие руки. Зависть горилл.

   Смола, знающий несколько слов и фраз по-арабски, опустил винтовку на землю, поднял руки над головой и насколько мог миролюбиво крикнул:

   – Маша! Андак майун? Шариба! (Иди сюда! Вода есть? Мы хотим пить!)

   Мальчик понял и, не торопясь, пошел к нам по меже, разделяющей посевы риса.

   – Такое ощущение, – произнес Остап, сплевывая под ноги, – что он нас ждал здесь с этим кувшином.

   – Да, конечно, – съязвил Смола. – Фролов позвонил ему и сказал, чтобы тот нас напоил.

   – Лишь бы не до смерти… Кто первым будет?

   – Я первый, – предложил я, но Остап возразил:

   – Нет, командир, ты нам еще пригодишься. Давайте лучше я.

   – После тебя, как после коня, там пить уже нечего будет, – отозвался Смола и облизнул пересохшие губы.

   – Тогда я, – решил Удалой, и против его кандидатуры никто возражать не стал.

   Мальчик шел не спеша, но без опаски, глядя себе под ноги, чтобы не оступиться.