Начался меленький приставучий дождик. Сергей, неловко прикрывая цветы полой куртки, дошагал до нужного дома, поднялся на лифте на восьмой этаж и, пройдя по коридору, нажал указательным пальцем на кнопку звонка.

Тишина. Только подозрительный лёгкий шорох за дверью.

«Суббота, как-никак», — прокомментировал разумный внутренний голос. — «Все нормальные люди на дачу укатили. Или за последними осенними грибами. Или на рыбалку. Как и полагается. Из нетленной серии, мол — «Не нами заведено, не нам и отменять…». Подчёркиваю, нормальные семейные люди, а не всякие там одиночки-неудачники…. Ну-ка, братец, ещё разочек надави на кнопку…. Ага. Снова шорох. И, кажется, мяуканье…. Дави-дави, лентяй записной. На кнопку давить, как известно, это не пятидесятикилограммовые мешки с цементом ворочать…».

Наконец, за дверью обозначились чьи-то шаркающие и неуверенно-рваные шаги.

Сухо щёлкнули замки один, второй. Тоненько и жалостливо пропели дверные петли. Дверь приоткрылась.

— Здравствуйте, дедушка, — неуверенно поздоровался Сергей. — Вы…э-э-э, отец Сан Саныча

— Хм, — пожилой человек нервно склонил лысоватую голову на сторону и тут же стал похож на взъерошенного уличного воробья. — Хм…. Никак, Яковлев Он же — Серый

— Ага, я. Здрасьте…

— Выпить есть

— Коньяк. Армянский. Вроде бы «пятизвёздочный». Если не врут, конечно.

— Заходи…. И дверку прикрой за собой.

«Это, что же, Саныч», — сбросив ботинки и шагая за хозяином квартиры, недоумевал Сергей. — «Худющую спину горбит, правая рука, слегка скрючившись, висит — как плеть…. Ничего не понимаю. Он же таким спортивным тогда, двенадцать лет тому назад, смотрелся стройным, подтянутым, мускулистым. Все купчинские мальчишки на него равнялись. А девчонки, понятное дело, влюблялись и восхищались…. Он же нестарый ещё совсем, лет сорок пять-шесть. Не больше. Выглядит же лет на двенадцать-пятнадцать старше…. А, пардон, квартира Я тут уже бывал — в те давние и беззаботные времена. Причём, неоднократно…. Здесь же такой идеальный порядок был — закачаешься. Это тётя Тоня старалась. И маленькая Валька ей помогала во всём. Пахло тогда в квартире Саныча — милым домашним и счастливым уютом. Бесконечно-бесконечным таким…. Сейчас Полной безнадёгой здесь пахнет. Полной-полной-полной. А ещё — серо-жёлтым одиночеством…. И линолеум в коридоре безнадёжно ободран. Давно-давно немытый линолеум, весь в чёрно-серых пятнах и бурых разводах…».

Они прошли на кухню горы немытой посуды, тяжёлый затхлый запах, рваная клеёнчатая скатерть на столе, колченогие табуретки.

— Присаживайся, Серенький, присаживайся, — доставая левой, чуть подрагивающей рукой из буфета рюмки, засуетился Саныч. — Сейчас-сейчас…. И коньячок свой армянский открывай. И разливай, не тяни…. Вот, только с закусью у меня проблемы. Лишь засохший хлебушек, позавчерашние макароны, да «бычки в томате»…. Конфеты и торт Конфетки — это хорошо, сгодятся. Типа — под коньячок…. А тортик потом с собой заберёшь. Как и цветочки. Девушке какой-нибудь подаришь. Симпатичной…. Ну, вздрогнули

И они «вздрогнули» раз, потом — с двухминутным перерывом — второй.

— Ох, кажется, полегчало, — Саныч заметно оживился, а на его впалых и давно небритых щеках даже некое подобие румянца выступило. — Давай-ка, Серёжа, начнём с тебя Рассказывай, мальчик, рассказывай.