Я задыхался. Мне удалось расчистить себе дорогу и выбраться из толпы. Я сорвал с шеи галстук и, подняв руки, вдыхал воздух медленно, пока не почувствовал, что сердце возвращается к нормальному ритму.
Райгада был рядом. Он, негодуя, спросил:
— Когда это случилось с Арёвало?
— Никогда.
— Как это?
Даже он, всегда спокойный, вскипел. Его ноздри сильно дрожали, он сжимал кулаки.
— Никак, — сказал я, — не знаю когда.
Лу дождался, когда возбуждение немного уляжется. Затем возвысил голос над стихающими криками протеста.
— Неужели Ферруфино нас победит? — прокричал он с надрывом, его кулак яростно грозил ученикам. — Он победит нас? Отвечайте!
— Нет! — взорвались пятьсот, а может, и больше. — Нет! Нет!
Дрожа от усилий, которых ему стоил крик, Лу с видом победителя балансировал на балюстраде.
— Никто не будет ходить в школу, пока не вывесят расписание экзаменов. Это справедливо. Мы имеем право. И Начальной тоже не дадим ходить.
Его воинственный голос потерялся среди криков. Напротив меня, в массе вздыбленных рук, которые с ликованием махали сотнями пилоток, я не нашел ни одного, кто был бы против или равнодушен.
— Что будем делать?
Хавьер хотел изобразить спокойствие, но его зрачки сверкали.
— Ладно, — сказал я. — Лу прав. Поможем ему.
Я подбежал к балюстраде и влез на нее.
— Предупредите учеников Начальной, что вечером уроков не будет, сказал я. — Они могут уходить прямо сейчас. Останутся пятые и четвертые классы, чтобы окружить школу.
— И еще койоты, — радостно закончил Лу.
V
— Я голоден, — сказал Хавьер.
Жара спала. На единственной целой скамье на площади Мерино мы сидим в лучах солнца, которые легко проходят через появившиеся на небе редкие перистые облака, но потом никто не обливается.
Леон потирает руки и улыбается: он взволнован.
— Не дрожи, — сказал Амайа. — Ты слишком большой мальчик, чтобы бояться Ферруфино.
— Поосторожней! — Обезьянье лицо Леона покраснело, а его подбородок выступил вперед. — Поосторожней, Амайа!
Он вскочил.
— Не ссорьтесь, — спокойно сказал Райгада. — Никто не боится. Дураков нет.
— Пройдем назад, — предложил я Хавьеру.
Мы обошли вокруг школы, шагая посередине улицы. Высокие окна были приоткрыты, но никого не было видно и не слышно ни малейшего звука.
— Обедают, — сказал Хавьер.
— Да. Конечно.
На тротуаре напротив высилась главная дверь школы салесианцев. Полупансионеры, стоявшие в дозоре на крыше, наблюдали за нами. Без сомнения, они были в курсе дела.
— Какие храбрецы! — пошутил кто-то.
Хавьер обозвал их. Ответил на поток угроз. Некоторые начали плеваться, но в цель не попали. Кое-кто засмеялся.
— Помирают от зависти, — пробурчал Хавьер.
На углу мы увидели Лу. Он в одиночестве сидел на тротуаре и рассеянно смотрел на дорогу. Увидел нас и пошел навстречу. У него был довольный вид.
— Приходили козявки из первого, — сказал он. — Мы отправили их играть к реке.
— Да? — сказал Хавьер. — Подожди полчаса и увидишь. Разразится большой скандал.
Лу и его койоты охраняли заднюю дверь школы. Они распределились между углами улиц Лима и Арекипа. Когда мы подошли к порогу школы, они стояли кучей и смеялись. У всех были камни и палки. |