Пока они поднимались по лестнице, одышка проявилась отчетливее.
– Издалека добирались?
– Из Суссекса.
Деревянные таблички‑гравюры с пейзажами Швейцарии оживляли мрачные стены лестницы. Чтобы перевести дыхание, Джиббон приостановился на лестничной площадке. На втором этаже дома царил устойчивый запах старых вещей, как бы облегченный вариант нынешнего элмвудского, и это повергло Чарли в уныние. Ее желудок беспокойно завибрировал, и, ощутив возрастающую нервозность, она захотела даже заплатить ему немедленно за потраченное время и тут же уйти.
Пройдя по площадке несколько шагов, он открыл дверь и просунул туда голову.
– Мама, ко мне пришел пациент, так что приготовь себе чай сама. Я поставил тебе поесть в кухне и запер входную дверь, если тебе придется идти открывать. Увидимся попозже. Пока.
Псих какой‑то. Не было там никакой мамы. Все это чистое представление. Господи, да успокойся ты!
Эрнест Джиббон тяжело преодолел следующий пролет, поскрипывая ступеньками. Потом он свернул на третий этаж, в скромно обставленную мансарду; на полу – такое же оранжевое ковровое покрытие с коричневым узором, что и в остальной части дома. В жаркой и душной комнате стоял диван, а над ним – микрофон на ножке, еще кабинетное кресло на колесиках и беспорядочная свалка высококачественной звуковой аппаратуры и проводов.
– Прилягте на кушетку, пожалуйста, – сказал он. – Располагайтесь поудобнее. Снимите туфли и ослабьте все, что вас сковывает.
Его просьбы звучали так, словно он читал перечень покупок. Чарли сбросила свои белые туфли без каблуков.
– А не нельзя ли здесь приоткрыть окно?
– Скоро вам станет прохладнее. Температура вашего тела очень сильно упадет.
Он вышел и возвратился со сложенным одеялом, которое положил на кушетку. Он все проделывал в том же самом неспешном ритме. Подойдя к окну, он задернул тонкие занавески, и в комнате потемнело.
– Вы раньше подвергались ретрогипнозу, миссис Уитни?
Она вытянулась, чувствуя себя неловко и жалея, что сняла туфли, поскольку это сделало ее, как ей казалось, более уязвимой. Подушка была комковатой.
– Да, один раз.
– Я беру гонорар тридцать пять фунтов, если сеанс будет успешным, и пятнадцать фунтов, если ничего не получится. Одному пациенту из восьми не удается вернуться в прошлое. Это займет два часа, и на первый раз мы должны проникнуть в две или три предыдущие жизни. Они обычно отстоят от нас на расстоянии от тридцати до трех тысяч лет.
Еще один перечень покупок.
Чарли взглянула на микрофон, скрытый в серой губчатой резине. От дивана пахло винилом.
– Я записываю на магнитофон каждый из сеансов и даю вам копию. Это входит в стоимость. Лягте поудобнее. Это очень важно, поскольку вам придется оставаться в одном положении довольно долго.
Псих. Чарли почувствовала, что ее охватывает паника. Эта мать была разложившимся скелетом. Он собирался… тут она услышала снизу звук спускаемой в уборной воды и немного успокоилась.
– Не хотели бы вы спросить меня о чем‑то, прежде чем мы начнем? Я вижу, что вы нервничаете. – Он возился с записывающей аппаратурой, распутывая клубок проводов. – Это естественно. Возвращение в прошлые жизни открывает ящик Пандоры глубоко внутри нас.
– У всех людей были предыдущие жизни?
Он продолжал распутывать провода.
– Иисус Христос существовал до того, как явился на землю. Он говорил нам: «До того как был Авраам, был я». Библия полна упоминаний такого рода. Христианство основывается на вечной жизни. В доме Отца нашего много дворцов. В наших собственных жизнях похоронено множество прошедших. – Он вытащил штепсель и воткнул его в другое гнездо. – Наши нынешние телесные оболочки – часть бесконечного процесса. |