– Папа не может служить примером, он был трудоголиком, – сказала она.

– С первой же недели в юридической школе я чувствовал, что ошибся.

– Правда? – Побуждения, заставившие ее саму пойти учиться на юриста, были тоже весьма сомнительны – она сделала это больше наперекор отцу, чем повинуясь его желанию. Он не считал, что она обладает качествами, необходимыми для юриста.

– И вдруг я очутился за столом в конторе «Диллон и Блок», в трех офисах от кабинета отца, в антимонопольном отделе. – Он усмехнулся. – Я даже не прослушал курса по антимонопольному законодательству! Папа вручил мне папку с бумагами и что‑то говорил, говорил, а я сидел, изображая внимание, кивая, вставляя время от времени замечания, вроде: «Вот суки!» или «Черт возьми!»

Оба от души расхохотались. Он отпил пива.

– Ты по крайней мере сообразила добыть себе другую работу.

– Я была настроена решительно.

– Как и я теперь. Лучше поздно, чем никогда. Я выбираюсь из западни.

– Что же ты будешь делать, Джеймс? – спросила она, надеясь, что ответ брата разрешит все сомнения для них обоих.

– Преподавать.

Она засмеялась, но тут же осеклась, увидев, что он не шутит.

Джеймс повертел в руке пластиковый стаканчик, сжал его.

– Мне позвонил приятель, сказал, что в университете Сиэтла есть вакансия – требуется преподаватель по ведению следствия, юридической документации и адвокатуре.

– Так ты не шутишь, ты уже и поисками занимался.

Он кивнул:

– На той неделе я уже отправил свой диплом и рекомендации. Если все пойдет как надо, к осени я смогу наконец избавиться от своих хороших костюмов и сменить их на джинсы с кроссовками.

Она уставилась на кофейный столик, переполненная ощущением потери, никак не связанной со смертью отца.

– Махнем со мной, – сказал Джеймс, возможно, почувствовав ее отчаяние. – Отметим папину кончину тем, что наладим собственную жизнь.

Она отхлебнула глоток вина.

– Да. А как к этому отнесется Грант?

– Не все ли равно? Речь не о нем, а о тебе.

– Он мой муж, Джеймс.

– Не стоит напоминать. – Он поднял обе руки. – Прости.

Она знала, что родные ее Гранта не жалуют, хотя это и не обсуждается. Грант был ее мужем.

– Ипотека дороже, чем оба наши жалованья, вместе взятые. Сто тысяч мы еще должны на погашение студенческих кредитов, а за машину мы платим больше, чем многие – за дом.

– Продай. – Уперев локти в колени, Джеймс наклонился над столом, глаза его искрились. – Я как раз этим и занимаюсь. Продаю и дом, и машины. Тем, что получу по закладной, смогу оплатить дом поменьше, почти всю сумму оплатить.

Она громко расхохоталась.

– Ну, нашей‑то закладной хватит разве что на ужин с бутылкой хорошего вина.

– Ты освободишься, Дана.

Она пропустила эти слова мимо ушей.

– Мы подумываем о детях.

Он откинулся на спинку кресла. Спросил уже другим тоном:

– Правда?

Она кивнула.

– Мы женаты пять лет, и я, как понимаешь, не молодею.

– У вас что, сейчас наладилось?

– Мы пытаемся. Это все работа виновата. Устаем очень. Оба на карьеру нацелены. А с рождением ребенка все изменится. Ребенок означает новую перспективу.