Марина бродила по пустым комнатам, в одной из которых лежал на полу огромный надувной матрас.

—        Это пространство из чего образовалось?

—        Наша «двушка» и моя комната в коммуналке. Мы ее сдавали, помнишь? Теперь объединили и обмениваем на шикарный коттедж. Это громко сказано, конечно. Но домик миленький. На берегу реки. Все удобства. Садик под окном.

—        Где? — изумилась Марина. — И где. твой Глебов?

—        Глебов в Великом Новгороде.

—        Командировка?

—        Вроде того. Командирован мною.

—        Зачем? И вообще, Наташка, что произошло? Почему ты уволилась из Эрмитажа?

—        А ты ничего не слышала?

—        Слышала глупости какие-то... Бред сивой кобылы...

—        Ладно, соловья баснями не кормят. Давай-ка за стол. Знакомиться, делиться успехами и неприятностями лучше всего за столом. Ты ведь с работы?

—        Ага! И опьянела от твоей рюмки, как извозчик!

—        Тогда немедленно повторить! Под горячую картошку, селедочку и всякие другие незамысловатые закуски. Еще в ассортименте мясо с черносливом.

—        Это перебор! Но я не возражаю.

Подруги разместились на кухне — единственном месте, имеющем жилой вид.

Марина с удовольствием набросилась на еду, глядя на улыбающуюся Наташку.

—        Ты не ешь ничего! Так нечестно!

—        Мариша, ты сравни свою талию и мою. Тебе до меня года два непрерывно есть. И то не догонишь.

—        Ладно, не в талии счастье. Вкусно ужасно!

—        Давай выпьем! Сколько можно не выпивать?

—        Давай. А мы не торопимся?

—        Тормозим. Ну, за встречу!

Марина заметила, что руки Наташи дрожат. И вообще ее лицо, которое всегда полыхало отменным здоровьем, осунулось и поблекло. Под глазами набрякли мешки.

—        Как твои мальчишки? Как ты с ними?— Наташа нехотя что-то жевала.

—        Как? На войне как на войне. То слева обстрел, то справа засада. Санька часто болеет. Митька двойки начал хватать.

—        Двойки?

—        Ну да. Причем по математике. Дурдом какой-то. В прошлом году Юрий Максимович так подтянул его. А сейчас опять «пара» за «парой». Не просить же Максимыча снова за него взяться. В выпускном классе! Это уж совсем запредел какой-то!

—        А что Митька говорит? Чэм матэвирует? — на грузинский манер спросила Марина, поднимая очередную рюмку.

—        Чем? Ничем. Молчит, как партизан. Он вообще изменился после похода их летнего. Помнишь, они к нам накануне приходили?

—        Помню. Я-то помню, — усмехнулась Наташа, вертя рюмку в пальцах.