Корчак не догадывался об этом. Он привык считать жену сдержанной, рассудительной и уверенной в себе женщиной, которой неведомы ревность и зависть. Эльза его не разубеждала. Ревнивые чувства казались ей недостатком, а свои недостатки она привыкла скрывать. Еще более ревностно, чем некие интимные подробности своего тела.

Они поболтали еще немного о разных отвлеченных вещах, а утром Корчак, как и собирался, отправился на встречу с Левченко. Его старший друг предложил пообщаться не в здании УБОП, а на нейтральной территории. Это было небольшое уютное кафе, стены которого были украшены стилизованными городскими пейзажами. Левченко здесь знали и, несомненно, уважали, хотя он был в гражданской одежде и золотозвездными погонами не отсвечивал. У него было квадратное лицо и такая же квадратная фигура. Волосы абсолютно белые, но не жесткие, а, как это часто бывает с рано поседевшими людьми, сохранившие природную мягкость. Зачесанные назад, они лежали на голове красивыми волнами, поблескивая в электрическом свете. Было еще довольно рано. Город был пуст, потому что большинство предприятий все еще праздновали смену года.

— У меня всего пятнадцать минут, извини, — сказал Левченко, когда им принесли кофе и свежие пончики. — Криминалитет не отдыхает. Нам тоже не положено.

— Когда же вы его победите наконец, криминалитет этот? — поинтересовался Корчак полушутя и уже более серьезно добавил: — Боретесь, боретесь, а он процветает…

— Даже террором бандитизм полностью не искоренить. А дров при этом знаешь сколько наломать можно? Только щепки полетят во все стороны. Кровавые, Игнат. В этом проблема.

— Понятно.

На самом деле Корчак не вполне понял объяснение, но не стал настаивать на расширенном толковании. Он предпочитал маленькие конкретные цели любым рассуждениям на высокие темы.

— Слушай, Лев, — заговорил он, прихлебывая кофе с восхитительной густой пенкой. — Я к тебе с просьбой.

— Ну конечно, — усмехнулся друг, откинувшись на спинку стула. — Еще бы ты ко мне без дела. Вспоминаешь о моем существовании, только когда припечет.

— Не меня припекло. Знакомого одного.

Левченко нахмурился:

— Ты же знаешь, Игнат, я этого не люблю. Если есть проблемы, пусть подают заявление в установленном порядке. Рассмотрим. Разберемся. Управление не богадельня.

— Это особый случай, — настаивал на своем Корчак. — Помочь надо. В срочном порядке.

— Что за срочность такая?

— Хорошего человека бандюки прессуют. Жену избили. Дочку чуть при родителях не изнасиловали. Отморозки. Ворвались в дом с оружием на Новый год. Девочка беременна, теперь выкидыш может случиться.

— Выкидыш — это плохо. — Левченко крякнул. — У моей Оксанки, сам знаешь, сколько их было. Так и не родила нам наследника.

Когда у Корчака была цель, он не отвлекался на посторонние темы.

— Их найти надо, — сказал он. — Вор должен сидеть в тюрьме, а головорез так и подавно. Здесь данные пострадавшего. — Он протянул другу сложенный вдвое листок из блокнота. — Каренин фамилия. По официальным каналам нельзя, он за женщин своих боится.

— Задачка. — Левченко поскреб квадратный подбородок. — Не можешь ты, Игнат, без задачек.

— Тебе достаточно только позвонить, — настаивал Корчак. — Пусть опера осведомителей поспрашивают. Отморозки явно успели в городе наследить, даже если залетные. Сделаешь?

— Сделать-то сделаю. А что потом? По какой статье их привлекать? Каренин твой, небось, показания давать не станет, сдрейфит.