К Тони наконец вернулся дар речи.

– Пирс, ты можешь мне объяснить, что  Вэнс делал в коррекционно‑психотерапевтическом отделении? Ведь он отбывал пожизненный срок, черт его дери! Как он оказался среди людей, которые встали на путь исправления и были включены в программу социальной реабилитации? Кто перевел его в группу, которая готовилась к условно‑досрочному освобождению, – к тем, кого ожидало нормальное, свободное будущее? Отвечай же, мать твою!.. Какой идиот предоставил Вэнсу эту замечательную возможность, которой он не преминул воспользоваться?! Ему требовался один‑единственный шанс, и вы сами преподнесли его Вэнсу на блюдечке!

Ламберт тяжело вздохнул:

– Мы, разумеется, проведем служебное расследование, но… Перевести его в коррекционно‑психотерапевтическое отделение порекомендовал тюремный психолог, который курировал Вэнса. Между прочим, в течение последних двух лет у него была категория «С»…

– Категория «С»?! И это после всех его преступлений?! – снова вскипел Тони. – Одному богу известно, сколько несовершеннолетних девчонок Вэнс замучил и убил, и вы переводите его из категории «А» в категорию «С»?!

– Ну, с формальной точки зрения Вэнс отбывает пожизненное за одно‑единственное убийство…

– А как насчет убийства полицейского? – перебил Тони. – Полицейского, который сделал все от него зависящее, чтобы Вэнс больше не убивал детей?

– Ты сам знаешь, что мы вправе наказывать только за доказанные преступления, – возразил Ламберт. – А апелляционный суд пришел к выводу, что Вэнс не может быть обвинен в убийстве констебля Боумен за недостаточностью улик. Кроме того, как я уже говорил, этот парень был образцовым заключенным. Начальник тюрьмы, в которой Вэнс содержался до Окворта, сопротивлялся до последнего, но у властей действительно не нашлось абсолютно никаких формальных оснований отказать адвокатам Вэнса в требовании снизить ему категорию общественной опасности.

В голосе Ламберта Тони послышались разочарованные нотки. И хотя положение выглядело более чем серьезным, ему было приятно сознавать, что он не одинок в своем возмущении действиями судебно‑бюрократической машины.

– Адвокаты Вэнса ссылались на закон «О правах человека», а мы с тобой хорошо знаем, что это за штука, – добавил Ламберт. – Так Вэнс получил свою категорию «С» и был переведен в Оквортскую тюрьму.

– Психолог, который курировал его в Окворте, конечно, женщина?

– Да, как ни странно… – Ламберт, казалось, действительно удивился. – Но меня заверили, что она весьма компетентный и опытный специалист.

– И весьма чувствительный к обаянию этого подонка, – печально заключил Тони. – Если бы кто‑то поинтересовался моим мнением, я бы сказал, что женский персонал не должен контактировать с Вэнсом ни при каких обстоятельствах. Он умен, обаятелен и умеет заставить любого человека почувствовать себя единственным и неповторимым. В особенности если этот человек – женщина. Думаю, он все правильно рассчитал и сумел убедить ее в том, что очень сожалеет, что больше всего на свете ему хочется как‑то загладить свою вину и что тюремная администрация поступит совершенно правильно, если поместит его в общество людей, рядом с которыми он скорее осознает всю тяжесть содеянного. И пусть он никогда не выйдет на свободу, система просто обязана пойти на уступки тому, кто искренне раскаивается в том, что натворил… – Тони с отвращением фыркнул. – Голову готов прозакладывать, что все происходило именно так или почти так.

– Я знаю, что ты отличный специалист, Тони, и не сомневаюсь, что ты все угадал верно.