— Понимаю…

— Тебе плохо здесь, не так ли, Мвир?

— Я сам не знаю. Все так искажено.

— Радуйся, что тебя не послали на по-настоящему чуждую планету.

— Я почти предпочел бы это. Там было бы о чем подумать из-за враждебного окружения. Можно было бы позабыть, как далеко ты от дома.

— Три года пути.

— Ты говоришь это так легко. Можно подумать, три года на корабле не равны пятидесяти в космическом измерении. Словно мы можем ежедневно, а не раз в столетие ожидать нового корабля, который придет за нами. И… словно наши корабли до точности разобрались во всей этой Галактике!

— Эта ее часть будет разрастаться, пока не поглотит всю Галактику.

— Да, да, да, знаю. Почему, ты думаешь, я избрал своей специальностью психодинамику? Почему я здесь, изучая, как вмешаться в жизнь мира, к которому я не принадлежу? «Создать союз мыслящих существ каждого рода — это сделать шаг к овладению вселенной». Прекрасный лозунг! Но на деле, похоже, только нескольким расам дозволена свобода в Галактике.

— Нет, Мвир, не так. Возьмем этих существ, в дела которых, как ты сказал, мы вмешиваемся. Подумай, какую пользу извлекли они из ядерной энергии, когда получили ее. При темпах, какими они развиваются сейчас, они снова добудут ее в течение ближайших одного-двух веков. Немного спустя они построят космические корабли. Даже с учетом того, что время ослабляет межзвездные контакты, эффект таких повторных контактов накапливается. Ты хочешь, чтобы эти плотоядные свободно ворвались в Галактику? Нет уж, пусть сперва станут цивилизованными здесь, у себя. Тогда поглядим, можно ли им доверять. Если нет, они станут по меньшей мере счастливы на своей собственной планете, ведя образ жизни, подсказанный им великой наукой. Помни, у них издревле существует стремление к миру, но это то, чего им самим никогда не достигнуть. Я не считаю себя особенно хорошей личностью, Мвир, но то, что мы делаем здесь, позволяет мне чувствовать, что я не совсем бесполезен в Космосе.

Продвижение по службе было быстрым в тот год: для этого постоянно возникали поводы. Капитан Томас Даньелиз был произведен в майоры за свою выдающуюся роль в подавлении бунта горожан Лос-Анджелеса. Вскоре после этого произошла битва под Марикопой, где лоялистам, несмотря на большие потери, удалось вырваться из кольца, созданного мятежниками Сьерры в долине Сан-Хоакин, и Даньелиз получил внеочередное звание подполковника. Армия направлялась на север и двигалась осторожно вдоль берега под прикрытием горного кряжа, ожидая атаки с востока. Но войско Бродского, похоже, было слишком занято закреплением своих последних успехов. Беспокойство причиняли партизаны и отряды боссменов. После одной особенно серьезной стычки армия сделала привал вблизи Пиннакла.

Даньелиз шел по лагерю, где тесными рядами стояли палатки; между орудиями и людьми, дремавшими, болтавшими, игравшими в карты или просто глазевшими в голубое небо. Воздух был зноен и напоен острыми запахами полевой кухни, лошадей, мулов, навоза, пота, ваксы; зелень, возвышавшаяся на холмах, смягчала раскаленную атмосферу.

Спешить было некуда: до начала назначенного генералом совещания оставалось время, но Даньелиза толкало беспокойство. Я уже отец, — думал он, — а я ни разу не видел свое дитя. И все же, — напомнил он себе, — мне повезло. Я остался жив. Он вспомнил Джейкобсена, скончавшегося у него на руках под Марико-пой. Вы и не подумали бы, сколько крови может содержаться в человеческом теле. Хотя, возможно, вообще перестаешь быть человеком, когда боль так велика и ничего не можешь сделать, только кричишь, пока не наступит вечный мрак.