Он ехал поблизости от головной части колонны по грязной дороге, извивающейся через холмы. Шлем его был немыслимо тяжел. Лошадь под ним спотыкалась, измученная маршем, — сколько дней он уже длится? — контрмаршем, боями, стычками, недостатком еды, а то и полным отсутствием ее, жарой и холодом, и страхом, и этой пустыней. Бедное животное, надо будет хорошенько позаботиться о нем, когда они доберутся до города. И все эти бедные животные, которые тащатся позади, все они так измучены маршем и боями, что глаза их смыкаются от усталости.

В Сан-Франциско будет достаточно возможностей для отдыха. Там мы будем неприступны, там у нас будут стены, и пушки, и Машины эсперов на берегу, и море, которое даст нам еду и защиту. Мы сможем восстановить силы, перегруппировать войска, получить свежее подкрепление из Вашингтона и с юга по воде. Война еще не проиграна… Господь поможет нам.

Хотел бы я знать, сбудется ли это.

А позднее Джимбо Макензи будет приходить к нам, садиться у камина и травить байки обо всем, что с нами было? Или разговаривать о чем-нибудь другом? Если ничего этого не будет, цен за победу окажется слишком велика.

Хотя, может быть, не слишком велика за знания, которые мы получили. Инопланетяне на нашей земле… Кто еще мог смастерить это оружие? Адепты все расскажут, даже если мне самому придется пытать их. Однако Даньелиз помнил истории, которые рассказывались в рыбачьих хижинах, когда он был мальчишкой; вечерами, когда наступала тьма и в головах стариков возникали страшные образы. Перед той погубившей все живое войной существовали легенды о звездах, и эти легенды сохранились. Он не знал, сможет ли когда-нибудь без содрогания снова смотреть в ночное небо.

О, этот чертов туман…

Послышался стук копыт. Даньелиз схватился за оружие. Но всадник оказался одним из его собственных разведчиков, поднявшим руку в салюте.

— Сэр, впереди, милях в десяти от нас, вражеский отряд. Большой отряд.

Значит, сейчас нам навяжут бой.

— Похоже, что они знают о нас?

— Нет, сэр. Они движутся на восток вдоль хребта.

— Вероятно, рассчитывают занять развалины Кандл-Парка, — пробормотал Даньелиз. Он так устал, что ничего уже не испытывал. — Хороший опорный пункт. Отлично, капрал. — Он повернулся к Лескарболту и отдал распоряжения.

Бригада рассыпалась. Выслали дозоры. Стали поступать донесения. Даньелиз наметил план, который должен был сработать. Он не намеревался затевать решающий бой, он хотел только заставить противника отойти и вселить в него некоторую растерянность. Ему нужно было сберечь как можно больше людей для защиты города и последующего контрнаступления.

Лескарболт вернулся.

— Сэр! Радио замолчало!

— Что? — Даньелиз озадаченно посмотрел на него, не поняв.

— Да, сэр. — Лескарболт указал на свое запястье, к которому был прикреплен миниатюрный прибор. — Я пользуюсь минирацией для очень недалекой связи, просто для передачи приказов в батальон. Минуты две назад все помехи исчезли. Совершенно очевидно.

Даньелиз поднес руку Лескарболта к своему рту.

— Алло, алло, радио-вагон, это командир. Вы меня слышите?

— Да, сэр, — ответил голос.

— В городе почему-то прекратили трансляцию. Дайте мне открытую военную волну.

— Слушаюсь, сэр. — Наступила пауза, слышны были только невнятные голоса и журчание невидимых ручьев. У Даньелиза перед глазами поплыла пелена. Капли упали на его шлем и стекли за воротник. Грива лошади намокла.

Как тонкий визг прозвучало:

— …слушать! Всем отрядам немедленно идти в Сан-Франциско! Нас атакуют с моря!

Даньелиз выпустил руку Лескарболта.