— Ни в коем случае!

— Ладно, ладно, — успокоительно произнесла Анна. — Не боись. Буду молчать как рыба.

Она вышла из кабинета.

Лера быстро проглядела карты максимовских больных, отобрала нужные. Анна все не возвращалась, и в ожидании ее Лера уселась на знакомый черный диванчик в углу.

В памяти одна за другой оживали картины из прошлого, но теперь Лера четко улавливала в них скрытый от нее ранее смысл.

Вот здесь, на этом самом диване, сидела она, когда шеф говорил ей пророческие слова о том, как легко в их профессии ошибиться и сколь трагичной может оказаться эта ошибка. Сейчас Лера понимала, что Максимов завел этот разговор не случайно: он все заранее спланировал и подготавливал ее к тому, что должно было произойти в недалеком будущем. Специально настраивал, чтобы, когда осуществится убийство Скворцова, Лера вспомнила его предсказание и, не колеблясь, приняла на себя вину.

Вспоминала она и то, как много раз во время объяснений с ней шеф бледнел, покрывался потом, хватался рукой за грудь. Тогда Лера не придавала этому никакого значения, потому что была обозлена и взволнованна, но теперь совершенно ясно осознавала, что у Максимова один за другим случались стенокардические приступы, приведшие к инфаркту…

Лере захотелось поскорей покинуть кабинет, и вообще отделение, больницу. Куда запропастилась Анна? Все-таки побежала курить? Ильин наверняка уже сделал в трудовой книжке запись об увольнении, и вещи давно собраны, лежат в пакете в ординаторской, дожидаясь хозяйку. Хватит тягостных воспоминаний, нужно постараться забыть обо всем. Завтра вечером у нее самолет, а послезавтра они с Машкой уже будут ходить по Мурманску.

Лера поднялась с диванчика и решительно пошла к двери. Но дверь распахнулась, и появилась Анна. Лицо ее было тщательно напудрено, газа вновь подведены и накрашены.

— Все? — Она вопросительно глянула на стопку в углу стола.

— Все. Я пойду, ладно?

— Давай. — Анна обняла Леру, осторожно дотронулась напомаженными губами до ее щеки. — Писать будешь?

— Обязательно. — Лера тоже поцеловала подругу, хотела уже выйти, но вдруг остановилась: — Аня!

— Да.

— У меня к тебе просьба.

— Хоть десять, — Анна выжидающе уставилась на Леру.

— Ты можешь связаться с органами опеки?

Анна удивленно подняла брови:

— Насчет чего это?

— Насчет Скворцова. Попробуй внушить им, что родственники совершенно не занимаются стариком. Пусть их лишат опекунских полномочий. Как ты думаешь, возможно такое?

Анна неопределенно пожала плечами:

— Кто знает? Я попробую, а там посмотрим. А что, он тебя просил об этом?

— Да нет. — Лера отвела взгляд чуть в сторону. — Просто жаль его, он страдает от одиночества. Может, найдутся другие люди, помилосердней?

— Одна такая уже нашлась, — пробурчала Анна, искоса взирая на Леру. — Да что-то ненадолго ее хватило!

Лера ничего не ответила. Ей было мучительно стыдно. Анна смягчилась, улыбнулась:

— Ладно, я тебя поняла. Попытаюсь сделать все, что в моих силах. Как-никак я теперь у власти. Ну, иди с Богом, счастливого вам с Машкой полета! И пиши, не забывай!

— Я напишу. — Лера шагнула за дверь.

Она зашла в ординаторскую, оделась, взяла вещи, кинула последний, прощальный взгляд на Настину фотографию.

Оттуда, из своего нынешнего пристанища, видит ли она ее, слышит ли произнесенные шепотом слова раскаяния?

Как больно Лере за то, что она посмела подозревать ее в страшных грехах, как горько, что не смогла ничем помешать ее гибели, как стыдно, что вместе с другими посмеивалась над ее странными предчувствиями!

Верные были предчувствия, недоступные разуму, но ясные сердцу и подсознанию.