— Что с вами, Валерия Павловна? — Сзади на ее плечо мягко опустилась рука Андрея.

— Ничего, — шепотом проговорила Лера, изо всех сил стараясь сдержать слезы.

— Но не может же все это быть только из-за этих чертовых родственников?

Лера молча кивнула. Слезы уже текли по щекам, во рту был противный солоноватый привкус.

Андрей придвинул стул, сел рядом, так и не убрав руки с Лериного плеча.

— Валерия Павловна! Вы… очень любили Машиного отца? Он ушел от вас, и вы не можете его забыть? Так?

Лера изумленно подняла на него глаза.

— Откуда… — начала она и не договорила.

— Маша мне тогда кое о чем рассказала. Про то, как папа давно уехал и не возвращается. Я и подумал… Вы извините, если я ошибся.

— Ничего. — Лера вытерла глаза. — В чем-то вы правы. Скучаю не я, а Маша. Отец совсем не хочет ее знать. Бывает же такое — родной отец, а дочка вдруг стала не нужна… — Лера внезапно осеклась, спохватившись. Что же это она говорит? Ведь это бестактно по отношению к Андрею — у того всю жизнь не было ни отца, ни матери.

Шаповалов сидел, опустив голову, уставившись взглядом в столешницу.

— Андрюша, — тихонько окликнула Лера, — вы извините, я не хотела… Ваши родители… они умерли?

— Не знаю, — Андрей пожал плечами. — Хочу надеяться, что нет.

— Как так? — удивилась Лера. — Я не понимаю.

— Мне было два года, когда их лишили родительских прав. Говорили, я болтался на улице зимой в одной рубашке и сандалиях, а папа с мамой водку хлестали. Вечно простуженный был, оттуда и болезни пошли, с детства. Я потом пытался их, родителей, разыскать, но не смог. Может, в дальнейшем повезет. — Он махнул рукой: — Да хватит о них. Мы же о вас говорили.

Лера вдруг забеспокоилась, что ведь Андрей, по сути, обнимает ее и в любую минуту может открыться дверь, кто-нибудь войдет — Настя, Наталья, кто-то из больных.

Андрей, будто услыхав ее мысли, придвинулся еще ближе, слегка притянул Леру к себе. И ей стало спокойно, хорошо. Так хорошо, как не было давным-давно.

— Андрюша…

— Что, Лерочка?

Что-то внутри нее тревожно напряглось, выражая последний, слабый протест, и тут же отпустило, потому что его губы уже были совсем рядом, и она сама уже обнимала его, прижималась страстно, всем телом, точно стараясь слиться воедино.

Андрей поднял колченогий стул, вставил ножкой в дверную ручку…

Господи, какая же она дура, что все это время мучилась, боролась упорно с тем, что было начертано ей судьбой! Как глупа была, когда считала, что все хорошее осталось в прошлом, и жить теперь надо по инерции, только для того, чтобы вырастить Машку, поставить ее на ноги!

Чепуха! Она молода, красива, желанна, сама полна желания и нежности, и жизнь для нее вовсе не кончена! Ее душа чудесным образом исцелилась, избавилась от сомнений, страха и горечи и вновь, как в юности, готова вместить в себя невероятное, головокружительное ощущение счастья…

Дед коротко, громко всхрапнул, затих на мгновение, потом зашелся хриплым, натужным кашлем.

Лера вышла из сладкого оцепенения, приподнялась над подушкой, осторожно потянула за шнурок ночника.

Загорелся слабый, желтоватый свет. Андрей слегка сощурился, улыбнулся, прикрыл ладонью глаза.

Лера глянула на часы: вот ужас-то! Без четверти двенадцать! Она давно уже должна была совершить обход. Странно, что до сих пор никто ее не хватился! А может, и хватились? Может, Настя обо всем догадалась и деликатно дожидается, пока дежурный врач опомнится, придет в себя и приступит к работе?

К своему удивлению, Лера не почувствовала почти никакого стыда, ну разве что легкий укол совести.