-  Фарр, тебе уже доводилось иметь дело с осколком Небесного Самоцвета. Не подскажешь ли, куда нам поместить клетку? - обратился вельх к юноше.

    -  Пока Небесные Самоцветы не разбужены, толку от них будет мало, пробормотал Драйбен, с надеждой поглядывая на тальбов, с любопытством рассматривавших установленные на невысоком мраморном подиуме серебряные ладони, в каждой из коих покоилось по удлиненному камню, похожему на гигантский наконечник копья.

    -  Вряд ли кто-нибудь из нас сможет оживить скрытую в них Силу, задумчиво покачал головой Тиир, и тонкие черты изменчивого лица предводителя тальбов затвердели, как будто слух его уловил пение зовущей в атаку трубы. - Я чувствую присутствие могущественной магии, но она так же чужда мне, как сила Подгорного Властелина.

    Поймав взгляд Аллаана, Фарр сделал шаг к серебряным ладоням, каждая из которых имела около шести локтей в длину. Произнес краткую молитву и потянулся к ближайшему Небесному Самоцвету. Коснулся его основания кончиками пальцев и тотчас отдернул руку. Свет и боль пронзили его, ослепив, обездвижив и явив на мгновение уже виденную им однажды красочную картину, отображавшую пестрый, причудливый и величественный ковер Мироздания. Да-да, нечто подобное уже было в храме Шехдада, когда он коснулся осколка Небесного Самоцвета…

    Эт-Агайат почти не удивился, заметив, как робкий, старавшийся не привлекать к себе внимания окружавших его высокопоставленных особ юноша вздрогнул, прикоснувшись к основанию одного из Небесных Самоцветов, и, отстранив оказавшегося у него на пути тальба, легко вспрыгнул на серебряную ладонь. Старец не увидел, но почувствовал, как что-то изменилось в атт-Кадире, услышавшем Голос Матери Всего Сущего. Ему уже не раз доводилось наблюдать, как менялись люди, ощутив Божественное дыхание, и жестом остановил халиттов, рванувшихся остановить святотатца.

    А Фарр между тем, скользнув по серебряной ладони, оказался между Небесными Самоцветами и, вытянув руки в стороны, прижал ладони к их оплавленным бокам. И в тот же миг камни, похожие на невиданных размеров мутные желто-белые топазы, в глубине которых змеились темно-зеленые прожилки и искрились крохотные кристаллики, вспыхнули ярким и ясным холодным, как зимнее солнце, огнем.

    Атт-Кадир испытал странное, ни с чем не сравнимое чувство. Мозг его как будто разом соприкоснулся с разумами всех присутствующих в Священном Доме. Их мысли и тревоги открылись ему, но что было, безусловно, более важным - им открылась воля Богини. Точнее, они услышали ответ на заданный Ей вопрос и повели себя соответствующим образом. Тальбы подхватили клетку с Цурсогом и, водрузив на одну из серебряных ладоней, продвинули по ней на то место, где только что стоял Фарр, так что она очутилась между Небесными Самоцветами.

    Кэрис, вспрыгнув на постамент, принялся; помогать атт-Кадиру отвязывать от ребер клетки чудесные мечи, один из которых получил Даманхур, второй Асверия, третий - Мадьок, а четвертый - Рей. И мечи эти, направленные ими в сторону клетки с Цурсогом, образовали крест - одну из древнейших магических фигур, знакомых всем племенам и народам. И указывали они на четыре стороны света, символизируя в то же время четыре стихии, четыре времени года и четыре народа, выносившие приговор Подземному Властелину. А за каждым из меченосцев стояло по магу: Драйбен, Кэрис, Тиир и Кер-дин - высокий мускулистый мужчина средних лет, с чисто выбритым коричневым от загара лицом, больше походивший на воина или капитана боевой галеры, чем на чародея-отшельника.

    Фарр и эт-Агайат заняли места с противоположных сторон постамента - у запястий обращенных друг к другу серебряных ладоней. Тальбы и халитты образовали круг, и, когда безмолвное построение некой сложной магической фигуры было наконец завершено, все присутствующие услышали хрустальный, переливчатый звон.