-  Ты только слезу горючую не пусти, сделай одолжение, - нахмурился каттакан, отчего безбровое лицо его приняло странно-детское выражение. - И не смотри на меня так. Мертвых я воскрешать не умею!

    -  А Рея ведь воскресил! И Асверия говорит, что Драй-бен ее тоже в пустыне со смертного одра поднял.

    -  У Рея организм молодой, здоровый. Чуть подлатать было, и всего делов-то. Драйбен же, когда Асверию песчаный клещ укусил, в таком состоянии пребывал, что мог половину материка в пустыню превратить. Но это, знаешь ли, исключительный случай, по заказу такое ни на человека, ни на тальба, ни на каттакана, к счастью, не находит. А старикан этот уж очень износился. И потом… Как бы это тебе сказать… Он ведь хотел жизнью своей Богиню подтолкнуть. Он не зря умер, мне-то со стороны видно было.

    -  Как это? Неужто Богине жертва была нужна? Да ты что! - взвился Фарр и, почувствовав укол боли в только что вылеченной пояснице, замер в смешной и нелепой позе. - Не может этого быть!

    -  Откуда мне знать, может или не может! - огрызнулся Рильгон. - Говорю о том, что собственными чувствами ощутил! Был, понимаешь, жиденький такой ручеек силы, ну не ручеек, но… А как Аллаан воззвал к Богине, дескать, возьми мою жизнь, так и рвануло. Родичи мои, уж на что крепкий народ, и то без чувств повалились. И не жертва это вовсе. Жертва - это когда кем-то другим жертвуешь, а когда сам…

    -  Самопожертвование? - подсказала Асверия.

    -  Слушай, конисса, шла бы ты спать, а? - с тоской промолвил Рильгон. Ну что вы за люди такие? Все у вас с надрывом, все с болью, все с кровью! Не знаю я, что это было. Сам Аллаан ни о жертве, ни о самопожертвовании не думал. Он, верно, назвал бы это своим вкладом в общее дело.

    -  Но он-то догадался, сумел свой вклад внести, а я… - Фарр всхлипнул и закрыл лицо ладонями, со стыдом вспоминая о том, что толковал Лиссе в далекой Аррантиаде.

    -  Ну тогда я сам спать пойду, - поднялся со стула каттакан. Воспользуюсь твоим любезным предложением и улягусь на Рингволдово ложе. А ежели он пожалует, пусть как хочет устраивается.

    Рильгон еще раз взглянул на приспособления, облепившие грудь Драйбена, удовлетворенно хмыкнул и усталой, шаркающей походкой направился к двери. Однако же хотелось ему еще что-то сказать напоследок, и, остановившись, он назидательно произнес:

    -  Сдержаннее вам надо быть, други мои. Слишком уж вы все всерьез воспринимаете. То в смех, то в слезы, так вас и заносит. Я вот прямо-таки чую, как от вашей разболтанности чувств старею. А ведь запросто могли бы до ста лет жить. Или до ста пятидесяти. Уж не с нас, так хоть с Кэриса бы пример брали. Ему-то все хиханьки и хаханьки.

    -  Так он же дайне, по-другому не может. И сдается мне, из кожи вон лезет, чтобы на человека походить, - тихо промолвил Фарр.

    Асверия же, печально улыбнувшись, спросила:

    -  Скажи, а если бы Аллаан свой вклад - свою живую боль - к нашим воспоминаниям не добавил, удалось бы нам Подгорного Властелина со свету сжить?

    -  Не знаю. И знать не хочу! - яростно прошипел Рильгон, но дверь за собой притворил тихо и аккуратно, дабы не потревожить раненого.

    Золотой Трон был установлен на специально изготовленном помосте, застеленном парчой цвета молодой зелени. Помост этот, по распоряжению Туринхура, плотники соорудили на центральной площади Дангары, перед храмом Богини - Усмирительницы Бурь. Сначала все сходились на том, что Туринхур должен быть провозглашен шадом во дворце, в зале Приемов, куда допущены будут лишь избранные высокородные, однако Энарек, открыто принявший наконец сторону нынешнего наместника Дангары, сумел убедить его, что негоже лишать народ столь редкого зрелища.