-  Ты… Ты… Олег, ты убил человека!

    -  Где? - театрально огляделся Середин. - Где ты человека видишь? Или ты про это двуногое? Так это не человек. Это тать, душегуб. Тварь, вроде собаки бешеной. Чем раньше забьешь, тем меньше людей покусать успеет.

    -  Что… что теперь… - Матушка продолжала громко клацать зубами.

    -  Урсула, принеси воды! - крикнул невольнице Олег. - Ты посиди, мама, успокойся. Все хорошо. Все уже обошлось. Хотя ковер, конечно, жалко.

    Он опять присел рядом с трупом и принялся не спеша, методично обшаривать карманы, выкладывая прямо на пол их содержимое: платки, расческу, ключи от квартиры, паспорт, портмоне, еще одни ключи.

    -  О, да ведь это опелевский брелок. Значит, они на машине. Будет на чем вывезти в последний путь. А вот ментовских документов нет. Похоже, косили гаврики под стражей порядка, не настоящие.

    -  Ты… Ты чего делаешь?

    -  Ищу… Все, что может быть интересного. Они ведь знали, куда шли. Сразу про монету спросили. Неужели антиквар навел? Хотя, непохоже. Мачо знал, что она у меня с собой. А эти были не уверены. Знали только в общих чертах… Выследили, что ли? Разговор слышали, а товар не видели… О, триста баксов. Тоже неплохо. И рубли… Тысячу - мне на бензин, остальное - вам на трусы и шпильки.

    -  Это мародерство! Я не прикоснусь к этим деньгам!

    -  Что же их теперь, выбрасывать? Коли руки жгут, так отдай завтра же продавцу в магазине.

    -  Ты… Как ты можешь, Олег? Ты… Ты только что человека убил, а ведешь себя… Ведешь себя…

    -  Я веду себя, мама, как человек, которого только что чуть не зарезали. Радуюсь тому, что остался жив.

    Женщина вдруг плюхнулась на диван, прижала ладони к лицу и разрыдалась.

    -  Урсула, да где же ты?! - рявкнул ведун.

    -  Бегу, господин… - Невольница просеменила через порог, опустилась на колени возле ног хозяйки: - Выпей, мама. Это очень вкусно. Не бойся. Господин - хороший. Он всегда всех убивает, с ним можно никого не бояться.

    Подавившись глотком воздуха, Середин пнул девушку, покрутил пальцем у виска. Она - даром что первый раз в жизни этот жест видела - сообразила, закивала:

    -  Выпей, мама, отдохни. Они больше не придут. Они все закончились. Я закрыла дверь. Теперь у нас спокойно и тихо.

    Зубы громко застучали о край чашки, женщина шумно прихлебнула. Потом еще раз. Наконец, успокаиваясь, спросила:

    -  Ты как, Урсула?

    -  Не знаю. Я же не была тут никогда. Не знала, страшно это или ничего.

    -  Какие подонки! Какие сволочи! Что… Что мы им сделали, чтобы они так?.. Жили спокойно, и вдруг…

    -  Убивать их всех надо, - скромно продолжил ее мысль Олег.

    Похоже, мама успокаивалась. Ведун отправился в свою комнату, быстро сдернул с покрывала кровати отрубленную голову. Но было поздно: вытекшей крови хватило, чтобы испортить и старый плед, и ватное одеяло под ним.

    -  Вот, уроды! - сплюнул он. - Даже когда дохнут, и то нагадить норовят! Жалко, мертвые уже. Я бы вас еще раз зарезал, робин гуды хреновы.

    Середин обыскал тела, но больше ничего интересного не обнаружил - ни документов, ни записных книжек. Ничего, что могло бы подсказать, откуда у гостей появилась наводка на змеевик.