Далее, подготавливая себя к магическим ловушкам, которые могут встретиться ему в Доме Аграч-Дирр, он сотворил серию заклинаний, на несколько часов защитивших его плоть от негативной энергии, огня, молний, холода и кислоты. Если вред от магических ловушек будет большим, чем способна отразить защита, магическое кольцо со временем восстановит его, при условии, что он не будет убит окончательно и бесповоротно. Воскрешать мертвых не под силу даже кольцу.

В-третьих, он достал из кармана крохотный пузырек из закаленного стекла, в котором находилась капелька ртути. Проведя кончиком пальца по острию дергарского топора, Громф выдавил несколько капель крови в пузырек. Он смазал получившейся смесью кончики пальцев и произнес одно из самых могущественных своих заклинаний — двеомер, который должен был мгновенно перенести его обратно в кабинет при определенных обстоятельствах, — обстоятельствах, которые Громфу надлежало четко сформулировать в качестве составной части заклинания.

Пальцы его начертали в воздухе светящиеся линии, и он вслух прочел заклинание. Теперь оно было почти готово, оставалось лишь перечислить активирующие его условия. Магия клокотала вокруг Громфа, ожидая его слов. Он мгновение размышлял над природой магических ловушек, с которыми может столкнуться, потом прошептал вслух:

— Если тело мое будет принудительно обездвижено или физически уничтожено магической энергией любого рода, если моя душа будет поймана в ловушку или лишена свободы иным способом, если разум мой будет ослаблен или по другим причинам не сможет функционировать.

Заклинание впиталось в него, чтобы там ждать наступления перечисленных событий. Громфу осталось предпринять еще шаг-другой, прежде чем выступить против Дома Аграч-Дирр.

Начертав руками очередной сложный жест, он произнес заклинание, сделавшее его невидимым. Еще пара слов, и он изменил заклинание, чтобы эффект невидимости длился по меньшей мере день вместо обычных часа-двух.

Наконец он обратился к трансмутации, позволяющей ему менять облик, и мысленно выбрал форму бесплотного неумершего существа — буквально тени. Магая окутала его, и тело его сделалось расплывчатым, призрачным и нематериальным. Плоть его стала невесомой, а душа — тяжелой. Его переполняла темная энергия. Прат исчез; его место заняла живая тень.

Громф чувствовал, как его существо растянулось между множеством реальностей. Себе он казался вещественным, так же как и все его снаряжение, но его «плоть» покалывало, и чувства его в большинстве своем притупились. Он не мог ни слышать, ни обонять, и эта утрата восприятия сбивала его с толку. Также он не мог дотронуться до чего бы то ни было в физическом мире, во всяком случае так, как привык это делать. Он был материальным, а весь мир — призрачным. Он воспринимал прикосновение физических предметов скорее как отдаленное изменение давления, чем как физическое ощущение. Он «сидел» на стуле Прата лишь благодаря усилию воли, а не физическим свойствам стула. Если бы он захотел, то смог бы пройти сквозь него. Архимаг не различал цветов — лишь разные оттенки серого, — но зрение его стало острее. Твердые предметы представлялись ему твердыми, линии между ними были остры как бритва. Он знал, что может идти по воздуху так же легко, как по земле. Знал также, что в этой призрачной форме может творить заклинания. Его вещи и компоненты трансформировались вместе с ним, так что для него они были материальны.

Он был готов.

Буквально закованный в броню защитной магии, Громф взлетел со стула Прата и взмыл к каменному потолку. На то время, что он проходил сквозь твердый камень свода, зрение покинуло его, но Архимаг просто мысленно заставлял себя двигаться вверх, пока не проник сквозь потолок.