|
Посмотрел на часы: пять утра по универсальному времени, ещё можно пару часов поспать. Но долгая дорога всегда сушит горло. Мэтт встал, натянул шорты, покосился на тесную футболку и решил, что до столовой и так дойдёт. На кухне Мэтт заказал себе стакан лимонного напитка и заметил винтовую лестницу наверх — явно на смотровую вышку. «Надо сделать рекогносцировку местности…» — и Мэтт отправился по крутым ступенькам. Они действительно привели его в стеклянную башню с небольшим телескопом. Но великолепный круговой обзор был частично загорожен. — Простите, Энн! — воскликнул Мэтт, замерев на месте. — Я не знал, что вы здесь. Энн стояла босиком, в длинной ночной рубашке, и смотрела на море. — Не могу спать. — Она обернулась и в упор поглядела на атлетически сложенного голого до пояса рейнджера. — Вы растревожили мой покой, мистер Уайт. — Извините, мэм… — бормотал рейнджер, пятясь задом к лестнице. — Не уходи, Мэтт, — сказала Энн… Через три часа они снова стояли в смотровой башне. Они уже успели выпить кофе — Энн прекрасно его варила — и слегка одеться. Хозяйка показывала рейнджеру местные достопримечательности, водя рукой по неровному горизонту. Но иногда Энн умолкала, поворачивалась к Мэтту и утыкалась лицом ему в грудь или в плечо. И неподвижно стояла с полминуты. Потом, как ни в чём не бывало, продолжала свой рассказ: — Мы с Эндрю выбрали это место, потому что отсюда хорошо видно море. А в летний шторм брызги прибоя долетают даже до дома. Но это место оказалось удачным и для шахты — может, правду говорят, что кристаллы тоже любят море? К времени, когда Эндрю погиб, уже было понятно, что месторождение очень богатое, и тогда я вызвала своего брата, потому что одному человеку рудник не поднять. — А что там за группа скал? — Это выход из системы пещер возле каньона Дикой реки. Их тут как дырок в сыре — мы даже использовали одну в качестве начала шахты. — Не скучно жить в провинции, вдали от крупных городов? — Я пять лет проторчала в Ксанаду-Маунтин, но мне не нравится городская суета и работа на босса. Мне хочется быть хозяйкой своей жизни и не зависеть от капризов менеджеров компании. Кроме того, тут изумительные пейзажи. Когда над бушующим морем виден Сатурн с кольцами и дюжиной спутников, то просто дух захватывает. — Да ты романтик, Энн! — Без красоты жизнь пресна. Но как ты, Мэтт, стал бродягой и рейнджером? У тебя есть постоянное жильё? — Нет. Только моя лошадка и дешёвые гостиницы. У меня нет денег на дом. — И ты, бедняк, в одиночку бросил вызов императору? — Император Дональдс, безусловно, могуч, поэтому его слуги преступают закон так часто, как им захочется. Но в провинции в их планах иногда случаются небольшие заминки. — Например, в виде тебя? — Да, — согласился Мэтт. — Я никогда не считал себя большим человеком. Возле столицы мои усилия ничего не дадут, а в таких удалённых от закона местах я иногда могу быть полезным. — Так ты бескорыстный рыцарь и Робин Гуд? — Ну… я вовсе не бескорыстен. Мне нужна еда и одежда, а моей лошадке — энергия и запчасти. Профсоюз старателей снабжает меня припасами и кое-какими премиальными деньгами. Так что в каком-то смысле я на них работаю. — У тебя шрамов на теле больше, чем у меня пальцев на руках. Это тоже можно оплатить деньгами? Мэтт нахмурился. — Я родился на Титане. Имперские шакалы захватили рудник моего отца, когда мне было четырнадцать. Толстозадые земляшки! Терпеть их не могу! — Я тоже земляшка, — сказала Энн. |
