В печи томилось, тихонько попыхивая, двенадцати фунтовое говяжье филе, и через плотно закрытую дверцу просачивался густой мясной аромат с привкусом репчатого лука, которым миссис Неттлбед нашпиговала бок туши. С филе будут поданы жареная картошка и пастернак, «йоркширский пудинг», хрен, мясная подлива и свежеприготовленная английская горчица.

Десерт был уже почти готов. Два стеклянных блюда — со свежей клубникой и шоколадным суфле — стояли на полке в прохладной кладовке. Сунув яблоки в духовку, миссис Неттлбед собиралась приняться за «йоркширский пудинг». Его могла бы приготовить и Хетти, но у нее плохо получалось бездрожжевое тесто.

Дверь кухни отворилась. Миссис Неттлбед подумала, что это ее муж, и, не поднимая головы, спросила:

— Как ты думаешь, не подать ли к суфле взбитые сливки?

— Звучит заманчиво, — ответил мужской голос, не принадлежащий мистеру Неттлбеду.

Руки миссис Неттлбед остановились. Она резко повернула голову и увидела, что в дверях стоит не кто иной, как Джереми Уэллс. Она только рот разинула от удивления, и ей пришло в голову, что в этот момент, в самый разгар суеты вокруг воскресного обеда, Джереми был единственным человеком, чье неожиданное появление могло ее обрадовать.

— Та-ак!.. — протянула она.

— Здравствуйте, миссис Неттлбед. Какой восхитительный аромат! Что на обед?

— Жаркое из филе, — засияла кухарка, колпак ее съехал набок, руки были все в муке. — Доктор Уэллс! Давненько мы вас не видели.

В прежние времена, когда Джереми был домашним учителем Эдварда, она всегда называла его по имени, но после того как он окончил университет и получил диплом, стала обращаться к нему «доктор». По ее мнению, он это заслужил, ведь сколько лет штудировал ученые книги и сдавал экзамены. Во избежание путаницы она, говоря о Джереми, именовала его «молодой доктор Уэллс», в то время как его отца, к немалой досаде этого достойного человека, низвела до степени «старого доктора Уэллса».

— Что вы здесь делаете? За вами послал полковник? Он ничего мне не говорил.

Джереми закрыл за собой дверь и подошел к столу.

— Зачем ему посылать за мной?

— Из-за миссис Кэри-Льюис. Ей нездоровится. Он говорит: разлитие желчи, но мы с Неттлбедом думаем иначе. Переутомление, сказала бы я, — бедняжка совсем измучилась: одно, другое, третье… Вы знали о болезни миссис Боскавен?

— Да, слышал. Но она вроде как идет на поправку?

— Всех переполошила, подняла на ноги. Люди неслись из Лондона, из Шотландии и Бог знает откуда еще в страхе, что она вот-вот испустит дух. Да-да, настолько плохи были дела.

— Как печально.

— Если полковник не вызывал вас, — нахмурилась она, — то как вы здесь оказались?

— Просто хотел повидать всех вас. — Он выхватил из противня яблочный ломтик и съел его. Если бы на его месте была Лавди, то получила бы по рукам. — Где все?

— Пошли в церковь. Все, кроме миссис Кэри-Льюис. Как я сказала, она в постели.

— Не зайти ли мне к ней поздороваться…

— Если она спит, не будите.

— Хорошо. Много в доме народу?

— Тьма! — Миссис Неттлбед потянулась к противню и стала покрывать яблоки смесью муки, масла и сахара, утрамбовывая все в твердую корочку. — Афина привезла своего молодого человека, капитана Райкрофта, а еще гостит друг Эдварда, мистер Каллендер.

— А Лавди?

— И Лавди, конечно. А утром вернулась Джудит.

— Где она была?

— Гостила в Порткеррисе у Уорренов.