Айлин разочарованно смотрела на доску.

— Вы снова выиграли? — воскликнула она. — А я-то считала себя хорошим игроком.

Герцог улыбнулся.

— Меня научил играть отец еще много лет назад. Быть может, шахматы в нашей семье — это традиция?

— Почему бы и нет? С тех пор, как эту игру придумали китайцы, она всегда считалась .развлечением для интеллектуалов.

— Вы и меня относите к ним? — поинтересовался герцог.

Расставляя фигуры на доске, Айлин сказала:

— Я думаю, вы довольно умны в… некоторых отношениях, и изрядно… глупы — в других.

Она произнесла это, не подумав, но, сообразив, как грубо прозвучали ее слова, смущенно подняла глаза на герцога.

— Простите… Я… не хотела… этого говорить…

— Я ценю откровенность, — ответил Шеридан, — даже если она звучит не слишком приятно.

Помолчав немного, он спросил:

— Думаю, мне известны причины, по которым вы считаете меня глупым, и все же мне хотелось бы услышать это от вас.

— Вы… этого… хотите?

Герцог кивнул, и Айлин, сидя напротив него за столиком в классной комнате, подумала — в который раз, — что этот человек, несомненно, очень приятен и в то же время совершенно не похож на лондонского джентльмена, как она представляла его себе.

Главное, что ощущалось при общении с ним, были его энергия и жизненная сила. Они и притягивали к нему, и мешали думать о нем, как об обычном человеке, вроде ее отца или Дэвида.

Было в нем что-то от инопланетянина.

И все же в течение последних трех дней, пока Айлин поправлялась после болезни, он был необычайно добр к ней.

Доктор Дэвисон решительно запрещал ей резкие движения.

— О травмах головы известно очень немного, — говорил он. — Единственное, в чем я убедился, вылечив немало подобных случаев, произошедших на охоте, так это то, что до тех пор, пока не исчезнет опухоль, необходимо как можно меньше двигаться. Пусть тело само занимается своим исцелением.

— Я не хочу… лежать, — раздраженно отвечала Айлин. — Я хочу… спуститься вниз и… проехаться верхом на Пегасе…

— Его светлость с успехом справляется с этим за вас. А у меня нет ни малейшего желания наблюдать, как вы превращаетесь в слабоумную. Я настаиваю на том, чтобы вы не выходили отсюда до тех пор, пока я не разрешу вам.

Айлин рассмеялась, что ей необыкновенно шло.

— Я помню, вы говорили мне почти то же самое, когда мне было восемь лет и я упала с моего пони. И вы угрожали привязать меня к кровати или запереть в спальне!

— Вам повезло, что я не сделал ни того, ни другого, — сказал доктор Дэвисон. — Когда вы были маленькой, вы нередко падали.

— Я всегда была сорви-головой, — тихо произнесла Айлин, — ас тех пор, как я выросла, мне редко доводилось почувствовать себя так же свободно.

Она вспомнила долгие часы, проведенные у постели отца, его крик и обвинения по любому поводу, и по ее лицу пробежала тень.

Только Пегас помог ей тогда не потерять рассудок.

Во время верховых прогулок ранним утром она успокаивалась. Иногда камердинер отца освобождал ее ненадолго и днем.

Пожалуй, за те два года, которые казались ей столетиями, не будь Пегаса, она могла умереть раньше отца.

Теперь этот кошмар остался позади, а впереди уже маячил другой: если герцог закроет дом, ей придется решать, как жить дальше.

Она ложилась и вставала, задавая себе одни и те же вопросы, и не находила ответа.