– Хорошо. Но помни, в отеле есть подставные. Мы проверяем… Похоже, мэрия опять копает… И еще одно, Камил. Кое-кто желает с тобой встретиться. Догадываешься, кто?

– Догадываюсь… Может, устроить это после акции?

– Ладно, не думай об этом… Главное, не шуми. Очень прошу.

Последнее напутствие задело Камила, он не давал повода подозревать его в дурости. Хотя… Нельзя исключить, что всеведущий Карабай каким-то образом узнал о его приключении на вокзале.

В половине одиннадцатого он вышел на улицу и сел в заказанное по телефону такси. Оглянулся на отель, откуда его наверняка сфотографировали. – На Тверскую, пожалуйста, – попросил водителя, крутолобого малого в кепке с пуговкой. Тот и не подумал трогаться с места.

– Пятьсот рублей, хозяин.

– Чего так много?

– Нормально. Ночной тариф.

К новым порядкам в Москве Камил еще не привык, да и когда было привыкать. Вообще-то он думал, что торгуются частники, а не те, кто по вызову.

– Четыреста, – сказал на всякий случай. Не стоит выглядеть прикинутым лохом.

– Четыреста с полтиной, – отозвался таксист. – Дешевле никто не повезет.

– Поехали.

До Тверской не доехал, вышел на «Парке культуры» и быстро нырнул в метро. На эскалаторе стоял спокойно, собрав нервы в пучок. Если есть хвост, он его обязательно почувствует. И в машине, и в метро внутренний локатор не сигналил. Все-таки он покрутился по кольцу, сделал две пересадки – и вышел на Новослободской. Стоял двенадцатый час, Москва угомонилась на пересменок перед ночной гульбой. В воздухе, как черное облако, струилась тина дурных человеческих энергий, не угрожающих ему персонально. Но дышать трудно, хотя майский вечер свеж. Он поднялся, кружа переулками, к театру Советской Армии, встречая по дороге небольшие стайки молодняка, оснащенные пивными бутылками, окруженные плотной завесой матерка из жеребячьего гогота. Никто ни разу не уступил ему дорогу, он сам сворачивал в сторону, как и другие одинокие прохожие, жавшиеся к стенам домов. В городе ощутимо начиналась большая ночная охота, только он еще не понял, на кого. Может, и на него.

Возле какого-то питейного заведения с неоновой вывеской, на которой то вспыхивала, то гасла пышногрудая голая бабенка, выстроились в ряд с десяток дежурных тачек. Он открыл дверцу третьей по счету, спросил:

– Свободен, братан?

Братан – меланхоличный парень лет тридцати в кожаной куртке – ответил по-деловому:

– Смотря куда ехать.

– Недалеко. На Самотечную.

– Да тут пешком дойдешь… сколько дашь?

– Пятихатка годится?

– Один поедешь или…

– Один. – Водила чесал затылок, прикидывал, и Камил уже чуть не захлопнул дверцу.

– Ладно, садись. Для раскрутки.

Ехали молча, хотя водила пытался затеять разговор, намекал, что при желании может дать пару реальных адресов, но Камил не заинтересовался. Вышел за квартал до моста.

На подходе к хрущевской пятиэтажке, чудом уцелевшей среди новостроек в безымянном тупике, рецепторы просигналили: есть, ведут. Как он сразу не сообразил? Действительно, на кой хрен пасти его от отеля, если без того Карабаю наверняка известны его возможные маршруты – их всего-то два-три. Остается лишь поставить наблюдателей возле этих пунктов. Однако то, что его взяли под присмотр, означало многое. Во-первых, ему не доверяли. Во-вторых, реальные и мифологические лидеры сопротивления не доверяли друг другу.

Камил, ускорив шаг, миновал пятиэтажку и свернул за угол. Попытался определить, откуда сигнал. Переулок пуст, если не считать припаркованных машин. Редкие окна светились: Москва, став европейским городом, засыпала рано, зато и вставала чуть свет.