– Презираешь меня? – слезинки двумя бледными жемчужинами протекли по раскрасневшимся щекам.

– Нет, Галина Андреевна. Больше скажу, вы мне очень нравитесь. Но давайте условимся, на работе мы просто коллеги.

– Не обманешь?

– В чем?

– Будет еще после работы?

– Почему нет? Я не чурбан бесчувственный. Да если бы не соревнования…

Обнадеженная, Галина поднялась, понесла свое пышное, жаждущее тело к дверям, покачиваясь, будто пьяная. У двери обернулась:

– Остерегайся Савелова, Сереженька.

– Почему?

– Он хоть тебе дядей считается, с плохими людьми повязанный. Про это все знают. Его даже Иван Михалыч побаивается.

– А он разве ни с кем не повязанный?

– Повязанный, конечно. Кто ныне не повязанный. Но у Савелова крыша покруче.

Камилу она действительно нравилась, но он не исключал, что кто-то подослал ее для пригляда. Уж чересчур азартно потянулась. И вот двусмысленное предостережение. Телефонный разговор с Карабаем, телепат на складе и внезапный любовный недуг малознакомой женщины – все увязывалось в хитрый узелок. Но он не собирался его распутывать, какой в этом прок. Скоро все узелки развяжутся сами собой.

Он постоянно был настороже, и потому сразу засек молодого, лет двадцати пяти, крупнотелого мужчину, появившегося на пляже после обеда. Мужчина достал из спортивной сумки махровое полотенце, расстелил на сером, не сказать чтобы чистом песке, снял куртку-ветровку, рубашку и майку, сел и с явным удовольствием для начала высосал из горлышка бутылку пива. Еще две бутылки, вынутые из сумки, сунул поглубже в песок для охлаждения, сам лег на спину и закурил. Во всех его движениях была спокойная безмятежность человека, заглянувшего после рабочего дня на пляж, чтобы часок погреться на солнышке. На пляже он был не один. Стояли теплые (днем до двадцати пяти градусов) дни и к вечеру на водохранилище подгребали компании молодняка с музыкой и, естественно, тоже с непременным пивом, шебутные девчушки, ищущие знакомств, и вот такие одинокие, сосредоточенные мужчины, чей социальный статус был написан у них на лбу: средний класс, уже основательно приобщившийся к мировым ценностям, поменявший старенькую «жигулеху» на какую-нибудь престижную иномарку-десятилетку.

Покурив, мужчина пошел окунуться и, незаметно наблюдая за ним, Камил (он драил пемзой кастрюли под навесом) наконец понял, что его насторожило. Мужчина переигрывал, изображая праздного, слегка поддатого гуляку. Слишком шумно влез в воду, неуклюже поплыл, загребая саженками, после, когда вышел на берег, нелепо подпрыгивал на одной ноге, вытряхивая воду их уха. Надо быть очень тренированным, чтобы разыгрывать такого увальня.

Это под силу только циркачам и классным рукопашникам. Камил окончательно убедился, что это не случайный гость, когда (на большом расстоянии) встретился с ним взглядом и словно ощутил блеск фотографической вспышки. Это случилось всего один раз, мужчина не повторил ошибки, но этого было достаточно.

Подумать было о чем – и быстро. Чутье подсказывало Камилу, что белокурый (вес не меньше ста килограммов – и одни мышцы) пожаловал не от Карабая, он из другой компании. Его собственная подготовка не включала в себя опыт общения с секретными агентами из государственных служб, но что этот парень не из братвы – это точно. В его поведении не было намека на заносчивую дурость, которая с головой выдает отечественного бандюка любого ранга и в любой ситуации. Напротив, в нем издалека чувствовалась некая ненавязчивая интеллигентность, лояльность к окружающему миру. От бандюка во все стороны рассыпаются искры истерической агрессии, этот блондин словно стеснялся, что он такой большой, сильный и имеет возможность лакать пиво и валяться на солнышке. Камил допускал, что ошибается, чтобы сделать окончательный вывод, необходим хотя бы скоротечный контакт, но если это действительно опер, и если он работает не на Карабая или Гараева, а, допустим, на контртеррористическую службу, то из этого вытекало, что Камил каким-то образом засветился.