Впустив гостя, Галина проводила его в комнату, где был сервирован столик – бутылка «Брюта», ананас, черная икра в хрустальной вазочке, вологодское масло, свежая булка и коробка шоколадных конфет, – все в соответствии со вкусами Мухобоя, который, как все непьющие мужики, был сластеной.

– Ну? – угнездившись в единственном в квартире обшарпанном подобии кресла, он начал разговор без обычных предисловий и наставлений. – Сделала, что велели?

Галина стояла посреди комнаты, охватив плечи руками, будто озябла, – такая поза почему-то его всегда возбуждала, ответила, потупясь:

– Ой, не успела, Глеб Осипович.

– Что значит «не успела»? Почему?

– Он такой чуткий и ни разу не остался на ночь. Я же вам докладывала.

– Наплевать, что докладывала, – куратор повысил голос и смотрел на нее безжалостно. Ни единого обнадеживающего просвета в нахмуренных свинячьих глазках. – Ты что, шутки шутишь? Да ты понимаешь, какое это серьезное задание?

– Понимаю, Глеб Осипович. Но что я могла? Он никак не поддается.

Речь шла вот о чем. Куратор передал ей ампулу с желтой жидкостью, она должна была вколоть ее спящему Сереже. От веселящей ампулы он якобы потеряет контроль над собой и разболтается, как рыночная торговка.

– Как не поддается? Он водку пьет?

– Нет, ни капельки, что вы! Он же спортсмен.

– Ах, спортсмен?.. Ну, девочка, кажется, ты влипла. Ты на что, собственно, надеешься?

– В каком смысле, Глеб Осипович?

– Во всех. Во всех абсолютно смыслах… Ты что себе вообразила? Будешь спокойно трахаться с этим ангелочком, а там хоть трава не расти? Так, что ли? Совсем голову потеряла? Ну-ка признавайся, чем он тебя купил? Неужто втюрилась на старости лет?

Галина покраснела. Слишком внезапно куратор проник в ее тайну, не ожидала от него такой прыти.

– Не такая уж я старая, Глеб Осипович, – обиделась, чтобы протянуть время. Поприжала, поддернула полные груди, словно проверила, не обвисли ли, но Мухобой, хотя диковато блеснул глазом, не пошел на манок. Вообще он был сегодня не такой, как обычно, чересчур целеустремленный. Мораль не читает, к шампанскому не притронулся и резиновые шланги не пускает в ход.

– Значит так, девочка, видно, ты хорошего обращения не понимаешь. А зря. С меня ведь тоже спросят, да еще как. На этот раз прикрыть тебя не смогу. Для кого-то этот мальчик очень ценный. Вопрос стоит так: или ты его сегодня же раскрутишь, или…

Она всегда знала, что рано или поздно наступит это «или», знала с той минуты, как шагнула с вокзала в эту проклятую, смердящую, забытую Богом Москву. Но куда ей было деваться. Дома больные старики, муж алкоголик и Лизонька трехлетняя. Им надеяться больше не на кого, кроме как на нее. Когда собирали в путь, обревелись все, даже муж истек свекольным самогоном. Понимали, куда едет. Но на милой Украине еще хуже, там жрать нечего. Галина была готова перетерпеть всякое лихо, торговать чем угодно, и собой в первую очередь, лишь бы поддержать своих родненьких, уповающих на нее, не дать им пропасть; но оказалась бессильной перед обрушившейся на нее новой напастью.