Постой! – он включил патефон. – Наше танго. Знаешь, что сказал о "Компарсите" Иосиф Бродский? "По мне, это самое гениальное произведение нашего времени. После этого танго никакие триумфы не имеют смысла: ни твоей страны, ни твои собственные". Может, потеряют смысл преступления? Может, танго загасит огонь? – тесно прижавшись они сидели на старом диване под всхлипы патефона с такой убедительной страстностью поющего о роковой любви.
– Ко мне, Лапа! – приманила Маргарита пса и прижала его голову к своим коленям. – Тихо, собачка, тихо…
Сквозь победные аккорды танго с улицы донеслись усиленные мегафоном слова:
– Выходите, пока не поздно. Хибара долго не продержится. Рассчитывать вам не на что. Сейчас на вас рухнет потолок. Дым будет разрывать ваши легкие, кожа потрескается от жара…Прежде всего лопнут и вытекут глаза…
Маргарита крикнула коротко и отчаянно – сверху раздался грохот, печь пошатнулась и треснула, на пол вывалился покрытый сажей клубок. Отряхнувшись, прибывший обмахнул лапой опаленные усы:
– Грязная работенка. Умеют же некоторые влипать в неприятности. Батон отдышался и бросил на стол флакон: – Забыли в своей розовой машине, Маргарита Валдисовна. – Затем покосился на забившегося в угол пса. Шерсть на его спине стала дыбом. – Фу, и еще собаки здесь! А дыма, дыма! Пожар, форменный пожар, разлюбезные вы мои! Время на чаепитие или бокал вина, боюсь, нет. И не уговаривайте. – Он взял со стола листки рукописи и стал обмахиваться ими. – Поторопитесь, родимые!
– Это тот самый яд! Я на всякий случай прихватила его в клинике. Думала сражаться с врагами. Пригодился! – обрадовалась Маргарита. – Милый, милый Батон! – Она разделила капсулы на три кучки и протянула на ладони таблетки Лапе, но тот лишь жалобно лизнул ее пальцы. Виновато поджал хвост, прижал уши и забился под стол.
– Собака не станет жрать эту пакость. А вы, милые, не затягивайте прощания. Крыша едва держится, – Батон зачерпнул из ведра воду и протянул ковш: – Ну–ка, тяпните живенько на брудершафт!
Схватившись за руки, влюбленные смотрели друг на друга с такой жадностью, словно едва встретились и не могут наглядеться. Комнату заволокло гарью, из печи повалили искры. Они проглотили яд, хлебнув из ковша, и потянулись друг к другу губами. Но лица помертвели, руки разжались, тела ослабли и стали оседать на пол.
Треск огня становился все громче. Со звоном вылетели стекла и в комнату ворвались языки пламени.
– Вот и порядок! – кот склонился над лежащими на полу трупами: – Ну, кому теория позволяет, за мной! За мной, господа слабоверующие!
Умершие сели, держась за грудь.
– Не бьется, – сказала Маргарита.
– Ну и пусть, – сказал Максим. – Так надежней.
Невидимый, скулил где–то пес.
– Увы, он уже в другом измерении. Надрывается, болван, над трупами хозяев. – Кот распахнул дверцу печи. – Отставить охи и ахи! Извольте следовать за мной. Немедля.
Вместе со снопом искр, ударивших в небо, все трое взмыли над крышей. Гигантский костер, урча, пожирал остатки дома. На поверхности озера плясали кровавые отсветы.
– Кто вон там, на пригорке? – вцепился Максим в загривок кота.
– Не портите шкуру, Мастер. За хвост, извольте держаться за хвост. У меня осенняя линька.
– Кто там? – повторила вопрос более опытная в полетах Маргарита.
– Для покойников у вас чересчур хорошее зрение и отменное любопытство. Если вас это взбодрит и усилит, так сказать, воздухоплавательные качества, объясняю: вон там сидит и смотрит на огонь Лион Израилевич Ласкер с собакой. Его связанным доставили в дом, что бы спалить вместе с вами. Пока я вас уговаривал, Лапа, вероятно, помог избавиться старому знакомому от веревки и вместе с ним выпрыгнул из окна. |