|
Потом сапожник перенес внимание на Мишони. Он показал ему приказ, предписывающий сержанту временно передать свои обязанности предъявителю этой бумаги, а самому безотлагательно предстать перед Комитетом общественной безопасности, собравшимся специально, чтобы его выслушать. Мишони, долговязый нескладный парень, не сумел скрыть испуга. На его открытом добродушном лице отразилась мучительная тревога. Он немедленно пришел к заключению, что заговорщиков предали. Но опасность, нависшая над собственной жизнью, беспокоила его меньше, чем мысль о жестоком разочаровании, постигшем высокородных дам, на долю которых и так выпало столько тяжких испытаний. Крах надежды на их освобождение, казавшееся таким близким, Мишони воспринял как утонченную жестокость судьбы. Тревожила его и участь де Баца, который, возможно, в эту самую минуту направлялся прямо в ловушку. Сержант гадал, как бы ему предупредить барона, но Симон, пристально всматривавшийся в Мишони своими близко посаженными бусинками, положил конец мучительным поискам выхода. Он сообщил Мишони, что отправит его в комитет под стражей. - Значит, это арест? - вскричал испуганный сержант. - В вашем приказе ничего такого не сказано! - Пока не арест, - ответил Симон, улыбаясь одними губами. - Простая предосторожность. Мишони позволил себе выказать гнев. - И на каком же основании? - На основании моего зравого смысла. Можешь потребовать, чтобы я отчитался в своих действиях перед комитетом. И вот Мишони, подавляя ярость и страх, спровождаемый двумя полицейскими, покинул Тампль, а Симон остался исполнять его обязанности по охране узников. Прочим охранникам, уже предвкушавшим приятную ночь за карточной игрой, было велено занять свои посты на лестнице и у дверей заключенных, что давно уже никто не делал, поскольку такая предосторожность казалась излишней. Когда за несколько минут до полуночи прибыл лже-патруль, старательный Симон находился снаружи в тюремном дворе. Двенадцать солдат во главе с лейтенантом вступила в ворота тюрьмы. За ними по пятам быстрым шагом вошел человек в неприметном штатском платье. Его лицо скрывала тень широкополой шляпы. Часовой окликнул штатского, и тот предъявил ему какой-то документ. Читать часовой не умел, но официальное происхождение бумаги не вызывало сомнений, да и круглая печать Конвента была ему знакома. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы вперед не вылез Симон в сопровождении своих подручных из патриотов, которым он на случай предполагаемой измены Корти приказал держаться поближе. - Ты кто, гражданин? - вопросил упивавшийся своей значительностью сапожник. Незнакомец с ладной сухощавой фигурой стоял перед ним неподвижно и, судя по всему, отвечать не собирался. |
