Она охнула.
- Олег, ну ты и наглец! Как может Богу что-то понадобиться? Да еще от... им же сотворенного из праха?
Олег проворчал недовольно:
- Откуда я знаю? Да вот чувствую... Мы ведь тоже могли бы и дальше собирать корешки в лесу, выковыривая голыми руками. Но вот придумали лопату... Возможно, для Бога мы инструмент, с помощью которого тоже хочет копать глыбже.
- Ну и наглец, - повторила она потрясенно.
- Я такой, - согласился он и дерзко ухмыльнулся. - По образу и подобию.
- Значит, - повторила она, все еще не веря в услышанную наглость, - он с помощью людей хочет сделать то, что не в состоянии сделать сам?
- Ну да. Что-то в этом роде. Ладно, спи, а то уже светает. Договорились, одеяло не стягивать!
- И не лягаться, - пробормотала она послушно. - А то удавишь, помню.
Некоторое время она лежала тихо, прислушивалась к его ровному дыханию. Выждав, спросила шепотом:
- Почему не спишь?
- Не знаю, - ответил он негромко. - Недостаточно устал, мысли всякие...
- Грубый ты, - упрекнула она. - Хотя бы соврал, что тебя волнует мое присутствие... Ого, в самом деле волнует!
- Да это я так, задумался, - объяснил он неуклюже, однако Лилит уже отшвырнула одеяло и снова оказалась на нем, прижалась всем горячим чувственным телом, он ощутил, как жар перетекает в его тело, и без того раскаленное, будто вынырнул из кипящего масла. Она припала к его губам, и хотя Олег никогда не любил целоваться, какое-то глупое занятие, но сейчас ощутил странную сладость, от которой по телу побежали щекочущие мурашки.
Руки их сплелись, она охнула, закусила губу, выгнулась, мышцы напряглись в болезненно-сладкой истоме. Она чувствовала, как гаснет разум, а власть над телом берет древняя мощная сила, намного более сильная, грубая, могучая, не знающая преград.
Потом, когда дыхание у обоих шло с хрипами, а грудные клетки жадно вздымались, хватая открытыми ртами воздух, они долго лежали, медленно и неохотно возвращаясь в этот приземленный мир. За окном все еще темнота, зря Олег пугал ее близким рассветом, лишь тоскливо замыкала далеко внизу разбуженная корова, да еще донесся слабый волчий вой.
Лилит повернулась к нему, снова забросив ногу ему на живот, чуть ли не на грудь, голову пристроила на могучем бицепсе. Прошептала тихонько потерянным голосом:
- Я уж думала, что меня ничем не удивишь. И все мужчины всегда будут намного слабее и проще меня...
Он проговорил лениво:
- А разве не так? Томас так восхвалял твое древнее происхождение, но никак не решался сказать, насколько оно древнее. Думаю, у него просто язык не поворачивался. Примерзал. А то и вся кровь замерзала, как у лягушки в декабре.
- Ну и что, - сказала она. - Сколько их было, этих мужчин, но никого я не признавала даже равным! И ни один так и не стал моим мужем.
Он хмыкнул.
- А этот, как его... Азазель?
Лилит возразила оскорбленно:
- Мужем? Нет, никогда!
- Но я как-то читал в старых хрониках...
Она фыркнула:
- Мало ли что набрешут!., мужем у меня может быть только тот, кого я сама признаю, что он сильнее.
Он спросил с недоверием:
- И что же, за все время с начала создания мира. |