— Сейчас я должен отвезти домой сестру, но завтра мы сможем продолжить наш разговор.

— Я занята завтра вечером.

— Неправда, — сказал Кроукер. — Проходя мимо дежурного поста, я украдкой взглянул на ваше рабочее расписание — завтра вы освободитесь в восемь часов.

— А почему вы уверены, что у меня не назначено свидание? — холодно спросила Дженни.

— У вас действительно назначено свидание?

Она опустила глаза.

— Это не имеет никакого значения. Нам не о чем больше разговаривать.

— Возможно, но это не помешает вам поужинать вместе со мной, — улыбнулся Кроукер. — Пусть это будет знаком благодарности за то, что вы сделали для Рейчел.

— Даже если бы я и хотела... — Она покачала головой. — Я взяла себе за неукоснительное правило не общаться с членами семей моих пациентов вне стен больницы.

— Разумное решение, — слегка иронично кивнул Кроукер. — Но бывают случаи, когда стоит забыть об осторожности.

— Вы хотите сказать, что теперь с вами именно такой случай, мистер Кроукер?

— Лью, — поправил он. — Да, именно так. Сколько случаев, подобных Рейчел, было в вашей практике, доктор?

— Ни одного.

Она ответила, не колеблясь, и он счел это хорошим признаком.

— Что же, тогда почему бы нам с вами не нарушить к черту все правила?

Дженни Марш долго смотрела на него изучающим взглядом, потом неохотно кивнула.

— Вот и отлично! — сказал Кроукер. — Я заеду за вами сюда в больницу.

Она грустно улыбнулась.

— Почему вы так уверены, что я потом не пожалею об этом?

— Потому что вы привыкли играть по правилам.

— А разве так уж плохо заранее знать, что с тобой может произойти? — Она улыбнулась чуточку веселее.

Холл на первом этаже был типичным для подобных домов, где квартиры назывались «резиденциями» и стоили более миллиона долларов. Тут были и четыре массивные хрустальные люстры, и толстые ковры, и полированная бронза, и розовая замша, и прочая цветистая роскошь.

Кроукер включил свет во всех комнатах, словно пытаясь таким образом прогнать тоску, в которой пребывала Мэтти. Она не произнесла ни слова, пока он вез ее домой.

Кроукер усадил Мэтти на диване в гостиной. Вся квартира была великолепно обставлена в европейском стиле: прекрасные восточные ковры ручной работы, слегка поблекшие от времени и яркого флоридского солнца, стильная мебель, обитая светлым французским муаром, роскошные портьеры, множество эклектичных антикварных безделушек.

Все это чрезмерное великолепие было призвано отражать высокий культурный уровень хозяев. Собственно, это не удивило Кроукера, хорошо знавшего Дональда Дьюка. Его удивило другое. Среди всего этого дорогостоящего хлама он не увидел ни одной фотографии, ни одной характерной личной вещицы, словно в этой квартире никто не жил все эти годы. Казалось, весь этот шик и блеск не имел никакого отношения к Мэтти, и наоборот.

Хозяйка всей этой роскоши сидела, поджав босые ноги, на ковре, окруженная холодным блеском хрусталя и зеркал. Она выглядела совершенно раздавленной страхом и отчаянием.

— Мэтти, когда ты ела в последний раз? Мэтти, ты слышишь меня?

— Не помню, — едва слышно ответила она.

— Тогда я приготовлю тебе что-нибудь поесть, — сказал Кроукер, направляясь в кухню.