К тому же вас это не касается.
Джек поднялся на ноги, поднял с земли пригоршню гальки и подошел к краю воды. Фредди смотрела, как ветерок развевает его светлые волосы, наблюдала за тем, как он пускает камешки по воде. Что-то сжалось у нее внутри; она встала и подошла к нему.
— Просто здесь бывает до того одиноко! — непроизвольно вырвалось у нее. — Иногда я ненавижу это место. Все говорят, как хорошо жить у моря, как нам повезло, но я уже смотреть на него не могу, Джек!
Он бросил камешки и крепко ее обнял. Потом погладил по голове; в его объятиях Фредди наконец-то ощутила себя в безопасности.
— Дорогая моя, — сказал он. Его губы коснулись ее волос — или ей показалось? да, наверняка, — и она вопросительно посмотрела на него, а в следующий момент они уже целовались, настойчиво и жадно, прижимаясь друг к другу, стискивая в объятиях, пока волны накатывали на гальку и убегали прочь у них из-под ног.
Фредди отстранилась первой.
— Джек, мы не должны… — сказала она и отвернулась, но он схватил ее за руку и привлек к себе. Они снова целовались, теперь уже нежно, пока она не положила голову ему на грудь, закрыв глаза.
— Послушай меня, Фредди, — негромко сказал он. — Я уже пробовал говорить это раньше, правда, вечно сбивался на шутку. Поэтому говорю сейчас. Я понимаю, что выбрал неподходящий момент, что ты замужем и я не имею права даже думать о подобных вещах, но я должен это сказать. Я люблю тебя. Я полюбил тебя с нашей первой встречи на станции Санта Мария Новелла. Моя болтовня о том, что я тебя выбрал, потому что ты англичанка и вроде обладаешь здравым смыслом — полная чушь. Было нечто — симпатия, влечение, любовь — сразу, с самого начала.
— Джек, — прошептала она, — прошу, не надо. Нам нельзя…
Он схватил ее за плечи и посмотрел прямо в глаза.
— Я не сказал бы ни слова, если бы видел, что ты счастлива. Но я наблюдал за вами в эти несколько дней и понял, что ты несчастна. Так ведь, Фредди?
— Джек, пожалуйста! — Она подняла руку, заставляя его замолчать, и покачала головой. — Я не хочу об этом говорить. Давай просто наслаждаться сегодняшним днем.
Она чувствовала себя обессиленной, на грани слез, но одновременно настолько живой и радостной, как никогда в последние месяцы.
Они пошли дальше, рука в руке, по направлению к замку; один раз Фредди остановилась, чтобы подобрать с земли раковину, а потом оба они сбросили ботинки, чтобы вытряхнуть набившиеся туда мелкие камешки, и внезапно, повинуясь безотчетному порыву, бросились к морю и босиком побежали по ледяной воде. Сидя на гальке и глядя, как Джек бродит рядом, Фредди пыталась разобраться в себе. Он сказал, что любит ее. Почему его слова принесли ей облегчение? Она что, тоже любит его? Неужели это возможно? Она вспоминала свои чувства при их первом поцелуе на вокзале во Флоренции, вспоминала, как проснулась рядом с ним в машине и поняла, что ее тянет к нему. Вспомнила их расставание во Франции, а потом, год спустя, танец в «Дорчестере». Она помнила каждое слово, произнесенное ими, каждое прикосновение: воспоминания врезались ей в память, словно высеченные алмазом по стеклу. «Когда мне сообщили, что вы выскочили замуж за Льюиса Коритона, я был безутешен…» А в «Дорчестере» она сказала ему: «Уверена, вы и не вспоминали обо мне после того, как мы расстались во Франции», — а он посмотрел на нее неожиданно серьезно и ответил: «Вообще-то совсем не так…»
На обратном пути к машине, а потом до Лаймингтона, они почти не разговаривали. Один раз Джек взял ее за руку и крепко сжал; ей показалось, что вид у него озабоченный.
Он припарковал машину у дома. |