У вас же сегодня уроки на улице? Можно позаниматься в спортзале? Обещаем все после себя убрать!
Физрук аж опешил, от удивления аж веснушки на его простецком лице проступили четче. Он смерил нас взглядом и с сомнением в голосе сказал:
— Хорошо. Только шею себе не сверните. Захваты у них, понимаешь. И что вы собираетесь захватывать? Галактику?
— Возьмите меня за предплечье, — улыбнулся я, он осторожно сомкнул пальцы на моем запястье. — Обеими руками возьмите и сожмите крепче.
Он сомкнул пальцы. Я поднял вверх большой палец, как если бы показывал «класс», ухватился за него левой рукой. Движение вверх с легким поворотом — и я свободен.
Брови физрука поползли на лоб.
— Там некоторые приемы в падении, и надо валяться, — объяснил я и заверил: — но ничего опасного.
— Валяйте уже, — махнул рукой он, и мы побежали.
Ввалились в раздевалку, где стоял гвалт, и все парни сразу смолкли.
— Что, кости нам перемываете? — не стал молчать я.
— Синцов пообещал, что тебе хана, — снизошел до ответа Петя Райко.
— И че, ставки делаете? — Я взял свою сумку и перекинул через плечо. — Кто принимает деньги? Ставлю на себя. Реально, пацаны. Ставлю сотку, что никто мне ничего не сделает.
Мелкий азербайджанец Рамиль Меликов добавил:
— Они тебя хотят… в общем, чтобы ты закукарекал. Вот.
Илья, стоящий за моей спиной, закашлялся, Меликов продолжил:
— Предупредил, что всех, кто будет тебе помогать… — Он чиркнул ребром ладони по горлу.
— О, как. — Я протянул ладонь Райко, но тот не стал пожимать мою руку. — Ну, в вас я не сомневался, вы — реальные пацаны. Сильные и смелые, что песец.
Кабанов виновато отвел взгляд. Мы с Ильей переглянулись, и я сказал:
— Да понимаю: ссыкотно, зла не держу. Бывайте.
— Эй, — окликнул меня Райко, я обернулся. — Удачи!
Я ничего не ответил, мы вошли в пустой и гулкий спортзал, вытерли подошвы кед. Я огляделся и резюмировал:
— Хреново, что нет ничего для бокса. Ладно, не беда, будем прокачивать физуху и потом — немного борьбы в конце.
Илья зябко повел плечами, я объяснил:
— В нашем мире ценятся ударники. Бьешь сильно — ты крутой, а борьба сильно недооценена, потому что менее зрелищна. Хотя в поединке боксер-борец не факт, что выиграет боксер.
Илья потер подбородок и спросил без энтузиазма:
— Предлагаешь заниматься борьбой? Ты это разве умеешь?
Я еще как умел: и в армии натаскивали, и в зрелом возрасте занимался самбо и новомодным джиу-джитсу. Четырнадцатилетний Павлик, конечно, не умел ничего.
— Боксировать мы быстро не научимся, а так у нас будет преимущество, наши противники ведь вообще в борьбе ноли. Что я тебя уговариваю, давай лучше покажу.
Я расстелил маты. Прикинул, не будет ли жестко падать нетренированному Илье. Нет, нормально. Друг смотрел на меня скептически, морщил лоб.
— Того, что ты начитался и насмотрелся, — сказал он, — будет мало не только для того, чтобы научить меня, ты и сам это повторить не сможешь.
Надо же, какая у него правильная речь даже по сравнению с моей. Сразу видно профессорского сына. Но несмотря на это он не размазня, может за себя постоять.
Я встал напротив него в боксерскую стойку. Тело казалось чужим, непослушным, но легким и будто бы невесомым.
— Дерись со мной. Бей.
Илья повторил мою позу.
— Замри! — скомандовал я, подошел к нему. |