Вот так у них, у гопников, все просто: дал закурить — все, дружбан. В бубен засветил — авторитет. Обычно любой конфликт решался за школой: вышли, подрались, кто победил, тот и прав. Я до последнего надеялся, что с Русей и Зямой будет, как с Каюком.
Мы вышли на остановке, и я заметил Русю на корточках, который будто ждал меня. Или нет? Увидев меня, он отвернулся, будто бы и не заметил. Я зашагал к нему.
Наташка схватила за руку, потянула к себе.
— Ты куда?
— Пора показать, что не на того нарвались, — сказал я громко, подошел к Русе.
— Руся, привет.
Он вскинул голову, протер слезящиеся закисшие глаза, и на лице отпечаталось подобие страха. Я сунул ему под нос полученную вчера черную метку.
— Твоих рук дело?
Он изобразил удивление.
— С хера ли? Это дети балуются. Понравилось им.
— Руся, если у тебя ко мне претензии, давай решим, как мужик с мужиком: за школой, кулаками.
Он плюнул под ноги, посмотрел оценивающе, подумал и выдал:
— Иди на хрен, с тобой махаться западло.
Боится меня и врет, или и правда ему западло, потому что стало больно? Или отца боится и не связывается? Что бы они ни чирикали, на малолетку не хочется никому, нет там романтики, беспредел сплошной.
— Ну ты дерзкий! — восторженно пропела мне в ухо Наташка. — Я сама чуть не зассала.
Димоны, которые приехали с другого конца поселка и наблюдали за мной, не переходя дороги, дождались, когда я закончу, молча пристроились к нам, мы потопали вместе, и я сказал:
— Задолбала гопота.
— Ну да, — прогудел Чабанов. — Думаешь, отстанут?
— Важно один раз дать отпор, — сказал я. — Ну да, можешь огрести. А во второй раз они огребут и поймут, что тебя трогать себе дороже. Причем чем отмороженнее себя вести, тем выше с ними репутация.
— Ты домашку сделал по алгебре? — прошелестел Минаев, тень нашего класса.
Ха, я уже думаю — «нашего», уже почти влился в коллектив. Осталось заработать авторитет, и вперед, на подвиги! Господи, каким же беспомощным подростком я был и как же все просто, правда, долго! Или так только кажется? Стоит начать, и столько подводных камней вылезет, что мама не горюй!
— Да, мы с Илюхой вчера вместе решали.
— Дай скатать! — сказали парни в два голоса.
Они были совершенно непохожими: Минаев — плечистый блондин с квадратным лицом и ротиком, как у сома, Чабанов — высокий и тонкокостный брюнет с до неприличия яркими губами и головой, формой похожей на огурец.
— Ща придем, и на подоконнике в коридоре…
— Спасибо! — обрадовался Минаев. — А то Инка хочет меня сгноить.
Не сразу дошло, что Инка — Инна Николаевна, молодая математичка с тухесом размером с комод.
— Она многих хочет сгноить, в том числе меня, — успокоил его я, вспоминая взаимную нелюбовь с математичкой, которая считала, что я мало времени уделяю ее предмету, и потому нависала надо мной на каждой контрольной, чтобы я не списал. Правда, конфликт разгорелся в девятом классе.
В школьном коридоре я отдал тетрадь Димонам, и они на подоконнике сразу стали переливать из сосуда знаний — моей тетрадки с художеством Борьки — в свои тетради. Наши мажоры, Санек Кабанов и Петя Райко, ринулись к Димонам.
— Что тут раздают? — спросил Петя, проталкиваясь к подоконнику, потянулся к тетради.
Чабанов сделал зверское лицо и припечатал ее рукой. |