— На что ловишь? Дай глянуть?

Не дожидаясь разрешения, он подтянул к себе самодур, погладил крючки. Дед тоже подошел.

— А лишних нет? Я бы купил.

— Нет, — вздохнул я, разводя руками. — Один только запасной, но самому нужен.

Ставрида ловилась круче, чем вчера, и к полудню ведро наполнилось, но остановиться не давал азарт, я наполнил ведро под завязку, поднял: килограммов десять есть. Может, больше. И еще немного в рваном, много раз стираном пакете — хорошо!

Пашка, стоп! Харэ жадничать. Попробуй теперь это сбыть.

Меня одолевала слабость, потому пришлось разделить рыбу на две части и нести к остановке в ведре и пакете. У старушки в газетном ларьке я выменял рыбу на фасовочную бумагу, пересыпал улов из пакета в ведро, чтобы ставриду было видно, окинул взглядом немногочисленных ожидающих, и крикнул:

— Покупаем ставридку! Свеженькая, только крякала!

Из шестерых лишь трое повернули головы, но интереса в их взглядах не наблюдалось. Я подождал, когда придут другие люди, и продолжил зазывать:

— Дешевле грибов! Двести рублей всего. Первому покупателю — сто пятьдесят!

И опять никто интереса не проявил. Да что ж вы сегодня, не голодные, что ли? Никого не интересовала моя ставрида. Почему? Вчера выдавали зарплату, а сегодня все потратили? Или сегодня Меркурий какой-нибудь ретроградный? Или просто вечером народу больше, и он с деньгами, а сейчас вокруг нищие бездельники. Я помахал удилищем, отгоняя слетевшихся на рыбу мух. Обещал Илюхе прийти в три, но, наверное, придется до вечера торчать, пока народ с работы не пойдет.

С утра рыба не ловилась, теперь, вот, покупатель не ловится. По автобусу, который ходил в мой поселок через каждые полчаса, я понял, что прошел час, а продать удалось только полтора килограмма. Потом еще час — два килограмма. Так, глядишь, к ночи управлюсь. Желудок заворчал, требуя еды. К трем дня ушло шесть килограммов — половина добычи.

То ли от усталости, то ли от голода разболелась голова, и начало тошнить. В прошлой жизни я плюнул бы на все и вызвал такси, сейчас я нищий, хочешь не хочешь — терпи и трясись в автобусе. При мысли о набитом дребезжащем «икарусе» тошнота подкатила к горлу. Квест «как доехать, не проблевавшись». Все-таки я себя переоценил.

К шести часам я продал последний килограмм ставриды, отошел в сторону, пересчитал деньги: две тысячи триста рублей! Плюс вчерашние семьсот. Три тысячи! Это два килограмма сыра, которого безумно хотелось. Но транжирить нельзя. Нужно собирать доллары к денежной реформе, то есть к августу, чем их будет больше, тем больше я заработаю и закрою насущные потребности.

Оглядевшись, я спрятал богатство во внутренний карман ветровки. Надо бы сходить на рынок, присмотреться к менялам, узнать, какой курс. Бывали среди них и гастролеры, продававшие фальшивку чуть дешевле, но преобладали нормальные валютчики, которые работали на одном месте и никого не кидали.

Но я еле держался на ногах, потому, умаявшись в очереди, купил десяток яиц — себе, пару пакетиков «инвайта» и упаковку лапши «роллтон»— порадовать Наташку и Борьку «детским питанием», — полбатона и крошечный кусочек копченой колбасы, за которую отдал аж триста пятьдесят рублей. Утром всем будут бутерброды.

Вот почти тысячи и нет, но принести в дом добычу было важно, чтобы подтвердить: я могу, я мужик. Может, стыдно папаше станет, и он тоже начнет носить еду в дом, а не любовнице. Получается примитивная манипуляция, но вдруг сработает?

В автобусе меня запинали, прижали к водительской кабине, притиснув ведро к ногам. Я приготовил кулек, чтобы туда блевать, и возрадовался, что не поел — желудок был пуст, и я дотерпел до Илюхиной остановки.