Сварив яйца, Гаечка отдала их детям, разломала бублик на две части. Одну — Свете, вторую — Ване, и с умилением наблюдала, как они едят. Я бросил початки в кипяток и застыл над казаном. Гаечка вовремя спохватилась и набросала туда же «волосы» и зеленые листья со словами:

— Так ароматнее. Света, смотри и запоминай.

Девочка с важным видом кивнула, для нее это тоже была игра. Я спросил у детей:

— Итак, если вас спросит кто-то из ваших, что вы делаете?

— Нашли немного на даче, сварили и продаем, — отчеканила Света и добавила: — Если спросят взрослые — купили у дядьки на рынке по сто рублей за килограмм.

— Молодец.

Пока инструктировал их, Ваня делал вид, что слушает, хотя изнемогал от желания прокатиться на мопеде. Причем ему это было важно сделать на рынке, чтобы Бузя и остальные видели, какой он крутой. Гаечка следила за кукурузой и говорила:

— Надо полчаса варить. Идите сюда. Видите — белая. Вот чуть пожелтеет, тогда можно доставать.

Ваня подкинул хвороста в огонь, Гаечка все ждала, а я расспрашивал детей, пили ли они водку, нюхали ли клей, занимаются ли девочки проституцией. По всем пунктам да, кроме последнего — Иван пока не сжег мозги и сестру берег.

Гаечка слушала их молча, ее глаза круглели, круглели и круглели. Если бы не знания взрослого, то и я, как рыба, которая плавает по поверхности, не задумывался бы, что в сотне метров — другой мир, донный, со страшными пупырчатыми рыбами. И всплывают они изредка, кислорода хлебнуть да сожрать зазевавшегося малька.

Наслушавшись про ментов, которые бьют до полусмерти, про старших, отбирающих все, про педофилов-маньяков, Гаечка молча обняла Светку и сказала:

— Я поняла. Завтра я с вами по-любому.

Наконец кукуруза сварилась. Гаечка вытащила ее куском проволоки, мы взяли по початку и дружно сгрызли.

Ушли мы с Гаечкой уже вечером, прихватив с собой двадцать початков — я решил все-таки часть дома сварить, сэкономить время. Перед тем пятнадцать минут я учил Ивана ездить на мопеде.

Тренировки сегодня нет, дед объявил перерыв. Завтра с утра мы с Гаечкой условились рано утром помочь детям с готовкой, а после вместе с ними пойти на пляж, проконтролировать, чтобы никто их не обидел, пока они торгуют.

Кукурузу мы оставили здесь же, спустив ее в подвал, а сами поехали домой на мопеде. Но на подъезде к нашему поселку вместе с одеждой плюхнулись в море, смывая пыль и грязь.

В итоге домой я попал в восемь, к тому времени дед уже вернулся и поделился новостями про отца:

— Рама перевели в хирургию. Он передал Прудникову, а тот сказал мне, что он очень хочет видеть своих детей.

Наташка забрала свой чай и удалилась из кухни, типа ее это не касается. Борис улыбнулся, вскинув руки:

— Ура! Классно, что ему легче.

Дед посмотрел на маму и добавил:

— И тебя, Оля, просил зайти.

Мама побледнела, замерла с ложкой в руках и пролепетала беспомощно:

— Зачем?!

Дед пожал плечами.

— Придешь — узнаешь. Эту просьбу мне передал Олег, а не сказал Рам лично.

— Когда? — переспросила она.

— Время посещений с двух до трех.

Мама сжала челюсти и уставилась на свои руки, процедила:

— Не хочу там видеть… Ее.

— Если я скажу Олегу, что ты придешь, ее там не будет.

Мама посмотрела на меня с мольбой, словно ждала, что я приму решение за нее.