Удивительно, но ее лицо не распухло от слез, недавнюю слабость выдавали лишь красные глаза и влажные щеки.
— Зачем ты так подло поступил? — спросила она и прошипела: — Ты понимаешь, что я отвечаю за товар, и ты меня подставил⁈
Юрка, почувствовавший себя не в свой тарелке, вышел из кухни. Братец потупился и повторил:
— Я отдам… Только, пожалуйста, маме не говори!
Бабушка поднялась. Отдернула юбку и пнула Андрюшу, опрокинув его на спину.
— Ах ты… щенок! Пошел вон отсюда! — Пинок. — Чтоб ноги твоей, — пинок, — в моем доме больше не было!
Братец выставил вперед руки:
— Я больше не буду! Бес попутал!
— Падлюка! Выродок! — ярилась бабушка.
Андрюша пулей вылетел из кухни во двор, оттуда — через калитку за улицу. Бабушка его передразнила:
— Пожалуйста, маме не говорите! В первую очередь ей и скажу. Чтобы знала, какой выродок у нее растет!
Она подняла пакет с уткой и перекинула через забор.
— Проваливай!
Андрюша поплелся прочь, придерживаясь за бок. Бабушка направилась в дом и сразу же шагнула к телефону, принялась крутить диск, а потом живописала Андрюшину провинность. Видимо, тетя Ира защищала сына, потому что бабушка сорвалась на крик — типа, ты понимаешь, какой Андрюша подлый? Ничего святого у него нет!
Скорее всего, тетя Ира примет сторону сына. Как бы подличать не стала и чинить мне препятствия, она ведь уже пыталась! А теперь из-за меня, гада, ее деточке досталось! Надеюсь, у бабушки хватит авторитета поставить ее на место. А если нет, Ирина — не единственный проводник, мы уж со всеми перезнакомились, будем работать через других.
Было неловко оставлять бабушку в такой момент, но я должен был ехать: меня ждал валютчик и вечером — наши на базе, я пообещал им тренировку. Жестом я подозвал Юру и сказал:
— Присмотришь за ней?
Он кивнул, а я вернулся в кухню, где бабушка неподвижно сидела, глядя в одну точку. Заварил ей и себе кофе, разбавил сливками и сказал, ставя чашку напротив нее:
— Спасибо за поддержку.
— А как еще поступить? Выгораживать крысу только потому, что он свой? — Она сморщилась и покачала головой. — Посчитай убыток, я заплачу за порчу товара.
И тут меня снова взяло зло, я шлепнул по столу.
— Нет! Во-первых, пусть сам отвечает за свой поступок, лишается карманных денег. Он не пятилетка, а почти взрослый мужик. Во-вторых, никакого убытка нет. Я продам бракованное вполцены и верну то, что вложил. Вопрос исчерпан.
Бабушка кивнула. Мы обнялись и распрощались. Переложив уцелевший кофе в рюкзак, я покатил на рынок, к валютчику.
Он был на своем обычном месте. Помощница, молоденькая девушка с барсеткой, рассчитывала клиентов под его чутким надзором. Прищурившись, посмотрела на свет через долларовую бумажку, подозвала Павла, он долго изучал купюру и вернул ее владелице, покачав головой. Видимо, фальшивой оказалась. Та принялась доказывать, что нет, но валютчик был непреклонен.
Когда наконец эта торговка поплелась прочь, к валютчику подошел я с товаром, получил свои деньги, и он сказал:
— Тебя тут местная шантрапа искала.
— Это еще кто? — насторожился я.
— Да мелкий пацан и девчонка. Раньше грязными были, теперь ухоженные, все из себя. А я и не знаю, что им ответить.
Света и Ваня? Что им нужно?
— Когда это было?
— Вчера вечером. Может, свой адрес мне скажешь?
Ага, разбежался. И ключ от квартиры, где деньги лежат. Зачем сиротам я так срочно понадобился, что они ищут меня через третьих лиц? Вроде бы все хорошо складывалось, нашлась женщина, готовая о них заботиться, что же случилось?
— Извини, не могу, — развел руками я. |