Надо подумать, как ему помочь, ведь я не знал, где и когда его ударит током. Точно не во время урагана.

К шелковице мы пошли вместе с Борисом. Наташка окончательно отделилась от нашей компании.

Думал, за время моего отсутствия команда развалится, но нет, изменилась только шелковица. Листья у нее не пожелтели, а почернели и частично опали.

На месте встречи стояли печальный Илья, Ян, Гаечка, Лихолетова, Алиса, Каюк, Димоны и Кабанов. Барик, натужно покашливая, пинал опавшие листья. То и дело останавливаясь, он демонстративно поправлял крутую куртку-косуху, я видел такую в Москве, но меня жаба задавила отдавать за нее сто тридцать долларов.

Куртка была велика Барику на два размера, и рукава ему пришлось подкатить.

Памфилов, подоспевший чуть позже меня, тоже это заметил:

— Оба-на! Металлисты в городе! Колись, Серега, у отца подрезал? Взял поносить, пока он на смене?

— Это моя! — гордо заявил Барик.

— Ой, не свисти, — не унимался Ден. — Как будто мы не знаем.

Барик попер на него, сжав кулаки.

— Моя, слышал?

— Твоя, твоя! ­— Ден примирительно поднял руки, что-то пробурчал.

Гаечка с Лихолетовой расхохотались.

— Чё ты рассвистелся? Самый умный, да? За базар ответишь…

— Парни, ша! — крикнул я.

Ден и Серега перекинулись недобрыми взглядами и обострять конфликт не стали. Моя симпатия была на стороне Памфилова, от гнилушки можно чего угодно ожидать. Хотя… Вот так смотришь на человека: вроде нормальный, прилично одетый… Во всяком случае, впечатление производит более приятное, чем Плям или Чума, а гнилой. От такого чего угодно можно ожидать. Вспомнился трупный запах, который накатил в метро. Нет, не хочу это чувствовать снова!

Больше всего меня интересовал Рамиль. Его родители могли пострадать при налете на рынок, и то, что он задерживался, очень тревожило.

— Где Рам? — спросил я вместо приветствия и посмотрел на Димонов: сперва — на Минаева, потом — на Чабанова. — Видели вчера?

— Не, — мотнул головой Минаев и потупился виновато.

Я поделился опасениями, Илья кивал, слушая, а остальные бледнели. Никому не пришло в голову, что с родителями друга может случиться беда.

— Хорошо, что я вчера не работала, — передернула плечами Алиса и скрестила руки на груди — видимо, вспомнила, как сидела взаперти.

— Я козел, — отругал себя Минаев. — Так перетрясло, что… В общем, не сообразил.

— Ладно, подождем, — сказал я.

Илья глянул на электронные часы, которые я всем привез из Москвы, и резюмировал:

— Шесть минут до звонка. Пора.

Видимо, вчерашний погром обсудили, пока ждали меня, и Илья спросил:

— Мама написала тебе, э-э-э, освобождение от школы?

— Конечно, — кивнул я. — Все выучил, на большой перемене в столовой меня не ждите — пойду договариваться о сдаче пропущенного.

— Как это будет? — поинтересовался друг.

— Без понятия. Инка посадит контрольную писать, Еленочка и историчка зададут пару вопросов и на том все.

В школе я отделился от компании, рванул в учительскую, нашел Еленочку, которая мне искренне обрадовалась, отдал ей записку от мамы. Классная ознакомилась с ней, посмотрела на меня с удивлением, намотала локон на палец и отпустила его, как пружину.

— Хм-м… Ты много пропустил…

— Я готовился и все сдам, — обезоруживающе улыбнулся я и побежал на урок.

Вбежал я со звонком. Учительницы еще не было, и меня встретили аплодисментами. Начала Заячковская, ее с радостью поддержала Ниженко, а потом уже все хлопали, хулиганы на галерке свистели, но радостно.