Изменить размер шрифта - +
Полюбовничала видать с командиром судна каторжного. С капитаном Авдеевым. Царство ему небесное сгорел несчастный. Такая роскошь, как мыло и гребень этим подлюкам задарма не достается.

 

Я разжал пальцы и посмотрел на рыжего. На секунду стиснул челюсти, хотелось выбить пару зубов конвоиру, чтоб не сквернословил при командире, но сдержался.

 

– Надолго её туда? – сквозь зубы, сдерживая ярость.

 

Тот пожал плечами.

 

– А леший его знает. Пожизненно, наверное. На святое посягнулась. Иконы говорят старинные были, ценные. Так и не созналась кому отдала их или где спрятала.

 

Я похлопал конвоира по плечу.

 

– Ступай. Смотри за ними. С тебя если что спрошу. Бить не сметь без моего ведома.

И поднялся по трапу следом за ссыльными. Женщинам выдали тюфяки, набитые соломой и казенные суконные одеяла. Разместили их на верхней палубе, предварительно растянув навес из парусины, от дождя и ветра. Матросы то и дело сновали туда сюда и с интересом поглядывали на женщин, которые появились внезапно в таком количестве.

 

Глава 2

 

 

Дверь каюты с грохотом распахнулась. Глеб с Васькой ввалились в помещение и грузно сели на койку. Брат посмотрел на меня, и тут же отвел взгляд. Мы не разговаривали с той самой несостоявшейся дуэли. Глеб злился за то, что я солгал Спиридову, о том, что он был секундантом. Хотя брат ни сном, ни духом о поединке. Впрочем, если бы дуэль состоялась ему бы пришлось…но в такие моменты мне казалось, что он бы презрительно отказался. Слишком правильный, мать его.

– Серега, – Васька наклонился ко мне, – ты видел, сколько дам к нам пожаловало? Доставим барышень в Архангельск и вернемся. Плевое дело. Спиридов мог и в карцер запереть на месяц, а так отделались легким испугом. Или ты по Стрельцовой соскучился? А? Лейтенант?

Я засмеялся и бросил взгляд на Глеба, но тот молчал всем своим видом показывая, насколько разочарован во мне. Ну и хрен с ним. Тоже мне святой выискался. Не в моряки идти надо было, а в приходские священники. Задолбал правильностью своей. Святоша хренов.

А вот Кот в доску свой, рубаха парень, мы съели с ним не один пуд соли, будучи подростками. Дядя Васьки отправил его учиться в Академию, когда проиграл все имущество в карты, отец погиб на войне, когда Коту был год отроду, а мать скончалась от чахотки двумя годами позднее. Вот и остался он на попечении горького пьяницы и игрока. Васька вначале подружился с моим братом, а потом взял под свое шефство меня едва я появился в Академии после смерти родителей. Здоровенный детина, метра под два ростом, широкий в кости, огромный как столетний дуб, весь покрытый светлым пухом словно шерстью, волосы цвета соломы, белые брови и такая же светлая борода. Он был удивительно добр и мягкосердечен, предан нам с Глебом всей душой. Бесхитростный и прямой он обладал какой то богатырской силой способной ломать одной рукой бревна. И за эту силу его боялись и уважали. Правда за глаза часто называли не Котом, а Шавкой, в глаза не смели, кулак у Васьки огромен, как молот и бьёт не слабее оного. Пару раз и мне по роже съездил, когда повздорили, за что схлопотал левой в челюсть. До сих пор припоминает мне.

Я снова посмотрел на старшего брата. Похож на меня, такие же черные волосы и смуглая кожа, но глаза серые, как у нашей матери. Тело крепкое, плотное, не худощавое, как у меня. Глеб привык к ежедневным физическим нагрузкам. У него тело настоящего солдата с прямой спиной, мускулистыми ногами, крепкими мозолистыми руками от постоянного фехтования. Характером мы отличались кардинально. Никитин старший холодный и расчетливым прагматик, в чем то циник. Он всегда спокоен, рассудителен и уравновешен, на риск шел в самых крайних случаях, взвесив все за и против. Эта рассудительность, часто, холодным душем остужала наши с Васькой горячие головы.

Быстрый переход